Стихотворения. Сергей Васильев

      Степь раскоса, а тьма хоть выколи глаз,

      Не колышутся травы и не пылит дорога.

      Ночь идет, как девочка в первый класс,

      И несет в портфеле Тельца, Стрельца,

                                                        Козерога.

      У нее под ногами горячий живой букварь,

      Но никак не кончается странное бездорожье.

      Спит природа, и всякая божья тварь

      Повторяет во сне невозможное имя Божье.

      Но оно опять улетает куда-то прочь,

      Не даваясь в руки и не прося возмездья

      За потерянный нами рай, и девочка-ночь

      Выпускает на волю напуганные созвездья.

      Ты, наверно, и впрямь испил эту чашу до дна,

      Если даже дети рисуют ангелов на

      Жирном асфальте корявым розовым мелом.

      Где Твое воинство и достоинство где?

      Сонные рыбы плывут в неживой воде,

      Тигры смиренные плачут в чаду очумелом.

      Время притч и скрижалей прошло,

                                                но терновый куст

      Все еще ждет Твоих уст и, словно мангуст

      С королевскою коброй, сражается с фарисеем.

      Да еще над садом смоковниц встает заря,

      И поет петух, словно маковый цвет горя,

      Говоря Петру: «Что пожнем, мол,

                                                   то и посеем!»

      И настало время змеи. Холодов и льда.

      Время крыс и чумы, пожирающей города,

      Горькой правды равнинной

                                 и сладостной лжи отвесной.

      Оглянувшись окрест, мы кусаем себя за хвост

      И питаемся шелухой вифлеемских звезд,

      Золотою рыбкой и постылой манной

                                                        небесной.

      Но открылася бездна, и бездне не видно дна.

      Что касается плоти, то участь ее одна —

      Ей не выбраться никогда из овечьего хлева,

      Ее сон безмятежный, как тихий Твой взгляд,

                                                                 глубок,

      И воркует над нею сердито душа-голубок,

      Чтоб, забыв, что такое грех, полететь налево.

      Мы не помним ни голос Твой и ни облик

                                                              Твой,

      Ни того, что делал с Тобою римский конвой,

      Ни что было потом. Так спокойней —

                                                    зачем нам чудо!

      Нас две тысячи лет окружает не свет, а тьма,

      Нас две тысячи лет охмуряет перстом Фома,

      Нас две тысячи лет зацеловывает Иуда.

      Как ни странно живем, Пасху празднуем.

                                                             Иногда

      Забредаем в храм, где сгораем вмиг от стыда —

      Не увидел бы кто! – и крестимся как попало.

      И у нас, как у мертвых, от страха растет

                                                            борода:

      Вот он хлеб живой, вот она живая вода —

      По усам-то текло, да в рот опять не попало!

      Меня, как Пушкина, дальше Молдовы

      Не пускали. И пусть. Молдова прекрасна.

      Там смертницами не становятся вдовы —

      Выходят замуж, как в первый раз. Но

      Уже не за русских свиней, чьей кровью

      Выстелен грозный путь к Приднестровью.

      Не на честном слове, а на евреях

      Там держится жизнь. Еще – на путанах.

      Ни тех, ни других не вздернешь на реях,

      Поскольку нету известных данных.

      А неизвестных нету тем боле —

      Ищи да свищи их во чистом поле.

      А я верю лишь молдаванину Ване,

      Который, меня доведя до хаты,

      Сказал: «Да ладно тебе – молдаване,

      Русские или жиды пархаты.

      Главное, чтобы мужик был нормальный

      Даже в позиции экстремальной».

      Что