Снег идет в сердце моем. Сергей Васильев
жена не глядит на Луну.
Трудно спорить с испорченным веком:
Человек быть устал человеком,
И Отчизна у бесов в плену.
Вслед им сыплются злые укоры,
А они поднимаются в горы,
Где огонь изначальный и лед.
Забывая о жизни парадной,
Я сижу под лозой виноградной
И старательно целю их влет.
Звезды, раздавленные под ногами,
Люди, задавленные сапогами
Правящих монстров, – и всюду бес,
Неотвратимый, словно ликбез.
Бесы, тешащиеся пирушкой,
Бесы, заигрывающие с побирушкой,
Лики Господа для них легки —
Но не у страха глаза велики!
Я отчаянно переплываю реку,
Пусть не завидуют имяреку,
Пусть не радуются – я не лгу! —
Знали б, что ждет их на том берегу!
Одежда бесов многим к лицу —
И праведнику, и подлецу.
Но слава Аллаху, я гол как сокол,
Чтоб заслужить осиновый кол.
Лучше уж праздно считать ворон,
Чем видеть бесов со всех сторон.
Лучше уж в нищете сгореть,
Чем видеть бесов присно и впредь.
Я знаю, что жизнь их – напрасный труд,
Что все они однажды умрут —
Одни – сегодня, другие – вчера,
Последние лишь доживут до утра.
Маленький сирота на площади большого города
Он еще помнит
Про маленький свой аул.
Он тянет руку к прохожим:
А вдруг заметят,
Ему-то всего и надо —
Кусок хлеба.
Он тянет руку так,
Как будто карабкается
На вершину горы
И пытается найти уступок,
На который можно было бы
Поставить ногу,
Чтобы сделать еще один шаг
К небесам.
Дома его не ждут —
Дома и нету,
И матери нет,
И отца,
И даже Отчизны —
Все в одночасье
Как-то рухнуло разом,
А как плачет сердце
В жизни без солнца,
Каждый дурак, наверное, знает.
Он пытается что-то напевать
Под палящим солнцем —
Нищий и босоногий,
Как сама правда.
Жизнь,
Опоясав ему саваном шею,
Катится мимо,
А ему лишь всего и надо —
Хлеба кусок
Да щепоть негромкого счастья,
Да чтоб было небо
И чтобы была мама.
Но никто бедолагу
И знать не хочет.
И только другой сирота,
Городской и сытый,
Вытаскивает из кармана
Заплесневевшую булку
И спрашивает грубо:
– Будешь?
– Буду, —
Отвечает тот
С жуткой и нежной улыбкой.
И слезы текут
Из непривычных к неправде
Глаз маленького аула,
И слезы текут
Из ко всему привычных глаз
Большого города.