Джинны пятой стихии. Евгений Лукин
присвоенный. Правда, в нескольких метрах от него стояли двое местных и с презрительным видом поглядывали на оброненную вещь.
Ускорив шаг, насколько это было в его силах, Влас достиг едва не утраченной собственности, но нагнулся над нею слишком резко – в голову вступило, перед глазами заклубилась мгла, так что пальцы бедолага смыкал уже на ощупь. Превозмогая дурноту, медленно выпрямился. Мгла потихоньку рассеялась, снова явив злорадные физии обоих аборигенов. Один – сухощавый, пожилой, в мятых летних брюках и рубашке навыпуск. Правая кисть у него отсутствовала – ручонка завершалась лаконичным глянцевым скруглением. Второй – помоложе, покрепче: покатый лоб, плавно переходящий в затылок, ухватистые лапы (полный комплект), тенниска набита мускулами, как мешок картошкой. Возможно, отец и сын.
Оба, не скрывая ехидства, смотрели на Власа и, казалось, что-то предвкушали.
– Это моё… – пояснил он на всякий случай.
– Твоё-твоё… – ласково покивал пожилой.
Тот, что помоложе, гнусно ухмыльнулся.
Заподозрив неладное, Влас открыл бумажник. Деньги были на месте. Пересчитывать не стал. Испытывая сильнейшую неловкость, отправил бумажник в карман, опять взглянул на странную парочку и заметил, что лица обоих помаленьку утрачивают выражение превосходства, мало того, проступает на них беспокойство, даже растерянность. Заморгали, заозирались…
– Правда, что ль, его? – спросил молодой.
Непонимающе уставились друг на друга, затем на Власа – теперь уже с обидой и злобным изумлением.
– Ну я-то ладно, а ты-то… – недоумевая, выговорил тот, что с культяпкой.
– А что я? – вскинулся молодой. – Лежит на виду! Думал: нарочно…
Внезапно тот, что с культяпкой, уставился поверх плеча Власа, морщинистое лицо исказилось.
– Салочка! – сипло выдохнул инвалид.
Оба кинулись наутёк. Влас испуганно обернулся и вновь пережил приступ дурноты. Асфальтовое пространство дрогнуло, подёрнулось мутью. Что именно испугало аборигенов, осталось неизвестным. Вокзальный динамик оглушительно сыграл первые такты «Мурки», и женский голос объявил о скором отправлении очередного автобуса на Гоблино.
Вернувшись к стеклянному оконцу кассы, Влас обнаружил, что весёлая девчушка, обозвавшая его второгодником, сдаёт смену напарнице, надменной пергаментной особе предпенсионного возраста. Почему-то бросилось в глаза, что правая рука особы облачена в чёрную кожаную перчатку и что делá особа принимает одной левой. Протез? Странно… Не слишком ли много калек для одного автовокзала?
При виде Власа молоденькая кассирша заулыбалась и послала ему сквозь стекло не то приветственный, не то предостерегающий знак, словно бы потрогала кончиками растопыренных пальцев невидимую стену. Чубарин не понял. Кажется, ему не советовали приобретать билет.
Поколебавшись, отступил в сторонку. Через несколько минут появилась сдавшая смену девчушка. Подошла вплотную, оглядела бесцеремонно.
– Ну ясно, короче! – торжествующе объявила она. –