Руины Арха 3. Бродяга. Олег Геннадьевич Фомин
испаноподобном языке одни и те же фразы. Наверняка среди них «Не подходите!», «Где я?!», «Кто вы такие?!» и тэдэ.
Страх есть, значит, не совсем безумна.
– Странная ты, – говорит Принц Ксаре, – то тебе дела нет, мол, пройдем мимо, то защищаешь от похабных шуточек. Нелогично. Мне нравится.
Девочка повторяет иностранные фразы, паника не гаснет, наоборот, проблески ярости, инстинкт загнанной крысы, того гляди – кинется с трезубцем на одного из нас.
Я подошел ближе всех, трезубцу не хватает чуть-чуть, чтобы пырнуть. Опустился на колено, ладони вверх, будто сдаюсь.
Мулатку трясет, она скалится.
– Онде эста опай…
Эту фразу повторяет чаще других.
– Эли фо комиго! Онде эста опай?
Черт… Обычно такое делал за меня маленький друг Борис, но придется без него. Понятия не имею, как, но придется.
Я сосредоточился.
– Онде эста опай? – повторила мулатка.
– Да, милая, повторяй…
– Онде эста опай?!
Представляю, как погружаюсь в ее мозг. В темно-синее призрачное болото. Представляю, как смотрю на себя ее глазами, держу перед собой трезубец, во мне тот же страх, что и в ней, и повторяю…
– Онде эста опай…
Ярость девочки дала трещину, лицо исказилось, по щеке потекла слеза.
– Э тено медо… Онде эста опай?..
Бедный ребенок.
– Где папа?
Я вздрогнул. Это сказала она. По-русски!
– Он же был со мной! Где папа?!
Моя голова разболелась – признак того, что и впрямь получилось.
Трезубец начал опускаться.
– Где папа?..
– Папа далеко, – ответил я как можно мягче.
Девочка замерла, на лице застыли ужас и неверие.
Трезубец упал, и ладошки спрятали лицо, плечи затряслись, колени к подбородку, девочка словно закуклилась.
– Тише, – продолжаю в том же духе, – не бойся. Посмотри на меня.
Не сразу, но из-за ладоней показались глаза.
Медленно опускаю руки.
– Что помнишь последнее?
Девочка сглотнула.
– Вечеринка… Я выпила. Первый раз в жизни. Голова закружилась, начало тошнить. Хотела уйти, а парни не пускали, сказали, это нормально. Но приехал папа и забрал. Он полицейский. Привез домой, уложил на диван и накрыл пледом.
Лицо девочки снова исказилось.
– Где я?
Я потер пальцами лоб. Ощущение, будто тоже выпил первый раз в жизни. Ментальный перевод без помощи Бориса – то еще удовольствие.
– Это алкоголь. У тебя на него аллергия, ты впала в кому. Очень глубокий сон. Люди оказываются здесь, когда впадают в кому. Ты все еще на диване. Или в больнице, под присмотром врачей, отец, наверное, держит за руку.
Сообщать девочке, что она непонятно как попала хрен знает куда, в место, откуда нет выхода, не время. Да и кто сказал, что версия про кому не имеет право быть? Между прочим, даже есть культ, который проповедует эту идею. Все лучше, чем «мы сдохли и попали в ад».
Мулатка отвлеклась, озирается несмело.
– Это сон?
Я кивнул.
– Общий