Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
черт бы его побрал, строки Димана на память навалились.
Наваждение какое-то!
И еще.
Лицо Сергея, как показалось Кобе, было ему уже знакомо. И тут он вспомнил, откуда.
Когда они были у дома Аллилуева, то рядом с женщиной, видимо, женой Сергея, на миг, но появилась девочка – копия Сергея.
– Дочка? – спросил его Коба сейчас, словно Аллилуев должен был читать его мысли.
– Да, – ответил Сергей. – Надежда.
И добавил:
– Как с маленькой, так и с большой буквы.
И наклоняется к медведю, который норовит дать ему по уху.
Совсем по-русски визжат дети.
Да почему – почти?
По-русски и визжат.
Потому что тоже русские.
Под приглядом двух чахлых, непременно иностранок.
С которыми, более чем вероятно, прелюбодействуют хозяева.
Ради экзотики, конечно.
А Ленина, – ну не так, как только что встреченную дамочку, несколько иначе, – но начинает есть скука.
Скука сугубо политическая.
Из-за недостатка тех, с кем можно – на равных – вести дискуссии.
Он привык к этому, как к наркотику.
И к письму тоже.
По большей части политическому.
Всевозможные споры, как он считает, почти никогда не рождают истину, чаще производным их является вражда, в лучшем случае – неприязнь, – но они оттачивают искусство ораторства.
Вот сейчас он готов о чем угодно говорить, сколько нужно и даже больше.
Причем, слова приходят ниоткуда и часто в таком варианте, когда их можно ввести в ряд афоризмов или просто метких высказываний.
Но на улице дискутировать не с кем.
Разве что с дворником.
С ним он утром перекинулся двумя ничто не значащими фразами.
Кажется, о погоде.
А может, и не о ней.
Да и то метла поглотила, вернее, смяла конец фразы Владимира Ильича.
Иногда приходит хозяин отеля, в котором живет Владимир Ильич, повздыхать.
Что тяготит его, он не говорит.
А вот – почти беспрерывно – демонстрирует томление своей души.
Вчера, уходя, он сказал:
– А что было бы, если бы в мире победила Французская революция?
Вопрос очень интересный.
И Ленин чуть ли не воспылал взором, предчувствуя целый водопад предстоящего красноречия.
Но хозяин, поднявшись, ушел.
Со вздохом, конечно.
Ленин, отринув это воспоминание, двинулся дальше.
Сегодня у него на берегу Женевского озера пусть не романтическое, но свидание.
А почему, собственно, не романтическое?
Ведь той, кого он ждет, едва тридцать.
И…
А вот и она.
Подошла стремительной, этакой гренадерской походкой.
Хотя и явно наигранной.
Подвел голос.
Он не дополнил вида.
– Здравствуйте, Владимир Ильич.
Хотя, по послужному списку, Мария Моисеевна Эссен той же Землячке даст ни одну фору вперед.
Эта приехала в роли представителя Петербургского комитета РСДРП.
– Они