О чем молчат твои киты. Александр Тюжин
День и Ночь», «Современная драматургия», сборниках «Восемь», «Первовестник» и др.
Неделя не задалась. Одни говорят так, если выходные прошли не очень, а тут еще и работой загрузили или начальник наорал, как на малолетку, другие говорят о полученной двойке за мекание у парты, у третьих прорвало трубу и залило соседей, у четвертых просто сломался ноготь или глючит приложение на телефоне. Если я услышу подобную фразу от кого-то, я:
– рассмеюсь ему в лицо;
– стану выразительно жестикулировать руками и пальцами;
– выкручу ему соски;
– уточню, уверен ли он в своем высказывании;
– пошлю его на три или на четыре буквы.
Ноготь? Серьезно? Ок. У вас, действительно, не задалась неделя, а у меня…
Алиса сказала: «Да пошел ты!» – и вышла из комнаты.
Алиса сказала: «Мы смотрим в разные стороны!» – и воткнулась в стену.
Алиса сказала: «Мне ничего от тебя не нужно!» – и собрала вещи, даже заколку, что я подарил ей час назад.
Алиса сказала: «Ты несерьезный!» – и пять минут умилялась щеночку на третьем канале.
Алиса сказала: «Я целеустремленная, а ты – нет, – и добавила, – вызови мне такси, а то у меня полтора рубля на балансе».
Я долго смотрел, как не хотели закрываться створки лифта, а затем она уехала.
Кто такая Алиса?
Алиса – дура. Теперь уже можно так сказать. Она уже не моя девушка. Она уже бывшая. Не все бывшие дуры, но Алиса именно такая.
Никогда мне не нравилось имя Алиса.
Это раз.
Два:
Валера сказал: «Зайди ко мне».
Я зашел.
Валера сказал: «Сядь».
Я сел.
Валера сказал: «Старик, мы давно знакомы».
Я кивнул.
Валера сказал: «Посетители жалуются на тебя».
Я удивился.
Валера сказал: «Ты стебешься над ними и даешь неправильные подсказки».
Я ухмыльнулся.
Валера сказал: «И еще ты пьешь на рабочем месте».
Я сказал: «Пиво».
Валера развел руками.
Я сказал: «Я больше не буду».
Валера сказал: «Ты больше не будешь, – и добавил, – ты уволен!»
Валера – мой начальник. Мой бывший начальник.
Имя Валера мне тоже никогда не нравилось. Оно женское.
Меня зовут Илья.
Доктор сказал: «У вас рак».
Три.
Ха-ха, очень смешно. Рак.
– Стоп, подождите, как рак? Это какой-то розыгрыш?
– Молодой человек, кто такими вещами шутит?
Я пожал плечами.
– Злые клоуны.
Но доктор не был клоуном, он не шутил и не улыбался. Он что-то говорил, практически не шевеля губами, а я ничего почти не слышал. Я пытался осознать этих два страшных произнесенных им слова с предлогом у.
Я услышал: «Третьей стадии».
Я услышал: «Шансы есть, но мало».
Я услышал: «Около года».
Я услышал: «Лечение».
Я услышал: «Химиотерапия».
Я услышал: «Случаи…» и «Не нужно терять надежду».
А дальше только «уууууу» и «бам-бам-бам», как будто в клубе включили громкую музыку на всю мощность.
Вот это не задалась неделя…
И сразу начали роиться мысли. Полетели, как сотни мошек на свет.
Не верю!
Не может быть!
Только не со мной.
Вы что, издеваетесь?
Да не может быть, я говорю!
Мне 29 лет.
Какой к черту рак вообще?
Это что, прямо в эту самую секунду во мне какие-то там чертовы клетки размножаются?
Дядя Федя умер от рака. Рака легких.
В 57.
А мне – 29.
Рак желудка.
И тут же в холодный душ. В чем был, не раздеваясь. Капли с силой хлестали лицо и одежду, стекали прозрачными струями. Вода была холодная, очень холодная, но я не чувствовал этого. Я ничего не чувствовал. Словно парил в космосе, словно ничего не было вокруг, только невесомость. Абсолютная невесомость. Я летел. Я был в космосе, а во мне эти гадкие клетки, эта жуткая опухоль, будь она трижды проклята. И я рухнул вниз, со всей силы о землю шмякнулся.
А ведь сегодня вторник. Обычный вторник обычной недели обычного месяца. Сколько их теперь мне осталось?
Не такой уж и обычный. Да нет, это всего лишь сон. Ну, конечно, как сразу только не догадался? Обыкновенный сон, только не самый приятный. Нужно скорее проснуться, открыть глаза, и ничего этого не будет. Ничего этого со мною не будет. Итак.
Раз!
Два!
Три!
Открыл глаза,