Перекрёсток времён. Новые россы. Андрей Захаров
своим огнем наши пехотинцы.
На левом фланге все немцы были перебиты. Вытерев пыль и пот с лица, Григоров посмотрел на дорогу и направо, в сторону второго холма. Левченко оказался молодцом, ему удалось уничтожить Pz-IV. Пока немец наводил свою пушку на позицию, откуда подбили его гусеницу, и сделал в ту сторону пару выстрелов, бойцы второго орудия сменили позицию и ударили немцу в левый борт. Танкисты, пытавшиеся покинуть горящую машину, были перебиты очередями из немецкого же пулемета, припасенного старшим сержантом. Пулеметчик короткими очередями умело добивал мечущихся по дороге немногих оставшихся в живых немецких пехотинцев. Некоторые из них поднимали руки, но тут же падали, сраженные пулями. Пленные были не нужны. Девать некуда.
Все. Бой окончен. Выждав минуту, Григоров поднялся и оглядел позицию первого орудия. В живых из расчета осталось только двое: Мамедов и молодой боец.
– Как тебя зовут, боец, а то я запамятовал? Сколько тебе лет?
– Петр Петрушкин я, товарищ лейтенант. Месяц назад восемнадцать исполнилось.
– Понятно. Магомет, назначаешься старшим. Приведи лошадей. Наведите здесь порядок. Подготовьте орудие к транспортировке. Собери документы у убитых, потом отдашь. Когда орудие будет готово, расширьте и углубите этот окопчик. Наших похоронить надо.
К ним подошел младший сержант Осипов:
– Как, товарищ лейтенант, живы? А у меня в живых только семеро осталось. Помочь чем?
– Да. Дай людей орудие к перевозке подготовить. Потом надо будет могилу для погибших выкопать. Не оставлять же так.
– Есть, командир.
Оставив сержанта с Мамедовым организовывать подготовку орудия и погребение погибших, Григоров, подхватив свой автомат, так и не сделав из него ни одного выстрела, пошел на дорогу узнать, как остальные.
Так же, как и он, на дорогу стали выходить бойцы из второго расчета и красноармейцы Попова, напавшие на колонну с тыла. Сам Попов шел по шоссе от второго поворота в окружении своих бойцов. Его левое предплечье было наскоро перевязано, но на лице играла улыбка. Они встретились у стоявшего на обочине «Ханомага».
– Ну с победой тебя, тезка! Рад, что ты жив остался. А меня вот пуля-дура зацепила. Но ничего, заживет. Только шкурку с мясом содрала. Главное, кость цела.
– А кто у тебя так метко стреляет? Сразу офицера и пулеметчика одним выстрелом срезал.
– Есть у меня боец, Будаев. Из Бурятии, потомственный охотник. Да вон он стоит.
Вперед вышел небольшого роста худенький красноармеец. На его круглом лице сияла улыбка, и так узкие глаза были еще больше прищурены. Свою винтовку он держал не по-уставному, а по-охотничьи, положив на левое предплечье.
– Моя, командира, белка глаз бить, чтобы шкурка не испортить. Глаз видна хорошо, блестит от солнца, однако. Не могу по-другому. Привычка, однако.
К ним подошел Левченко с двумя бойцами своего расчета.
– Молодец, командир! Три танка подбил! За это орден полагается. Видел я, как вас немец шинковал. Сколько наших погибло?