Од. Дмитрий Владимирович Аникин
тебя, едва сдержался.
Берсентьев
Сдержался Егерь, слушая меня,
сдержался я, стараясь с ним не спорить, –
взаимоуваженье наше стоит
твоих рукоплесканий и похвал.
А ежели пенять изволишь мне
на тон, на смех, за шутовской личиной
не видишь сердца пламенного ты –
я удивлен, обижен, ошарашен.
Как не узнать невидимые слезы
за смехом видимым.
Арина
А слезы эти есть?
Берсентьев
Смех точно есть, а значит, будут слезы.
Арина
Ты не серьезен.
Берсентьев
Плох тот заговорщик,
который тих, задумчив и серьезен.
Не шахматы – азартная игра:
что сдали – тем играешь; как придется,
бросаешь карты – вдруг да угадаешь,
дурацкий ход случайно будет в масть
и невзначай спасет твою фортуну.
Примерно так…
Арина
Мы не играем – наша цель ясна
и благородна…
Берсентьев
Да-с, и благородна…
Уволь меня от этих разговоров.
Во всем другом, ma chère, к услугам вашим,
но мне претит высокопарный слог
вот этот ваш – как можете вы им
так связно изъясняться? Не смеясь?
Других не хуже Обществу служить
Берсентьев сможет, умереть сумеет
других не хуже, это ремесло
нехитрое. Все будет в лучшем виде:
поможет Бог – наверно, победим,
а не поможет, так и проиграем…
Что до того, зачем я к вам пришел,
сама ты знаешь… По твоим следам…
И как они петляли, так и я
маршруты выбирал. А по-другому
я б век не знался с вашей шелупонью.
Арина
Ах шелупонью…
Берсентьев
Не хотел обидеть.
Арина
Ты сам-то кто?
Берсентьев
Я?
Общество сильней
попутчиками. От бойцов идейных
в иных делах не польза, вред один.
Неправильно вам ставить на одних
фанатиков – примешивайте к ним
за модою гонящегося дурня
и тех, кто с вами следует, блюдя
бубновый интерес, корысть свою.
Сподручнее не молотком единым,
но разным инструментом строить дом.
Арина
Я думала, все будет по-другому,
торжественней; а зря ты отказался
от Ритуала: я люблю его
торжественный, неумолимый строй,
мерцанье свеч, глухие голоса,
поющие таинственную песню,
а я с тобою рядом как твоя
наставница.
Берсентьев
Я знаю этот фарс.
Ты помнишь, для чего он был задуман?
Он есть проверка, оселок: тот, кто
прошел его во тьме и полуголый,
тот не годится для серьезных дел,
поскольку глуп, поскольку всякий бред
готов принять за чистую монету,
и