Нефритовая война. Фонда Ли
от тебя нет прока, если ты не Зеленая кость. В Марении ты не можешь остаться – я не собираюсь охранять тебя днем и ночью, пока ты мастеришь кресла-качалки и подбираешь ракушки на пляже, а Горные тем временем решают, каким будет их следующий шаг. Если ты не наденешь нефрит, тебе нужно устроить свою жизнь как-то по-другому. Ты поедешь в Эспению и получишь там образование.
– Я никогда не был в Эспении, – возразил Анден.
– Ты наполовину эспенец. Ты должен лучше узнать эту страну, выучить язык.
Анден был так поражен, что не находил слов. Хило никогда не вспоминал о его иностранной крови, никогда не намекал, что Энди не истинный кеконец.
Эта внезапная перемена была настолько болезненной, возможно, больше всего остального, что Анден потерял самообладание.
– Ты хочешь от меня избавиться, – выдохнул он. – Изгнать меня.
– Да чтоб тебя, Анден! – рявкнул Хило. – В последний раз спрашиваю: ты встанешь передо мной на колени и принесешь клятву Колоссу, а потом наденешь нефрит, как член нашей семьи?
Анден вцепился в подлокотники, так стиснув зубы, что ощутил давление в глазах. Если он сейчас откроет рот, то неизвестно, что оттуда вырвется, и потому он не позволил себе заговорить. Хило поднялся. Он прошел до кресла Андена и встал рядом, с напряженной спиной и слегка выдвинув плечи вперед, будто хочет схватить кузена в охапку – не то обнять, не то покалечить. Анден почувствовал щекотку слез на веках.
– Пожалуйста, Хило-цзен, – прошептал он. – Не посылай меня туда. Я ненавижу этих людей и эту страну.
– Возможно, ты ее полюбишь, когда окажешься там, – сказал Хило. – Ты будешь не один, у клана есть связи, о тебе позаботятся, пока ты вдали от дома. Через пару лет поговорим о возможных вариантах твоего будущего.
Анден знал, что может отказаться. Во второй раз не подчиниться Хило, настоять на том, чтобы остаться в Марении. Даже если там он мог надеяться лишь на скучную, банальную жизнь, то хотя бы останется на Кеконе, а не уедет на чужбину. Но если он так поступит, то Шаэ уж точно больше не сумеет ему помочь. Он навсегда станет изгоем. Кеконом правят кланы, и парии надеяться особо не на что. Анден чувствовал края нефритовой ауры Хило, когда тот был так близко, Чуял его непреклонность. Хило принял решение. Ведь он Колосс, и после смерти Коула Сена последнее слово в семье Коулов остается за ним.
Анден встал и поднес сомкнутые ладони ко лбу.
– Как скажете, Коул-цзен.
Его голос звучал глухо. Не набравшись храбрости снова посмотреть на Хило, Анден вышел из кабинета.
В каком-то тумане он спустился в вестибюль и увидел сидящую на главной лестнице Шаэ. Странно, что она сидит здесь одна со сложенными на коленях руками, почти в темноте, по-прежнему в деловом костюме. Увидев его, она встала. Снаружи, в освещенном фонарями саду, работники уносили остатки еды на кухню и убирали столы. По дорожке отъезжали машины.
– Анден, – начала она.
– Ты сказала, что поговоришь с ним, – с укоризной выдохнул Анден. – Сказала, что