Дознаватель. Маргарита Хемлин

      Лечение шло хорошими темпами – как положено в природе подобных вещей.

      Усиленное питание, лекарства, уход Лаевская взяла на себя. Я, конечно, собирался все до копейки ей вернуть из ближайшей получки.

      Она так и сказала:

      – Отдадите. У меня пока хватит. Не хватит – у Евочки возьму.

      Имела в виду Еву Воробейчик.

      Я машинально спросил, чем занимается Ева, откуда у нее доходы на новом месте, устроилась ли она на работу.

      Полина Львовна в двух словах описала, что Ева пошла на обувную фабрику, туда, где работала Лиля, и даже заняла ее место на конвейере.

      Я кивнул:

      – А, тоже «кашу» на колодку намазывает. И что, густая «каша» или, как всегда, комками с трухой выше нормы?

      Лаевская не упустила:

      – Откуда вы, Михаил Иванович, знаете, что Лилечка «кашу» намазывала?

      Я промолчал. На провокационные вопросы отвечать нельзя. Никогда нельзя. Мало ли, откуда я знаю. Я, между прочим, много чего знаю.

      – Вы, Полина Львовна, если забыли, так я вам напомню, что я лично следствие вел по делу Лильки. И на фабрике бывал. И с коллективом говорил. И весь рабочий процесс смотрел. И заготовки с конвейера в руки брал, запачкаться не боялся.

      – Что вы, что вы! Я вас задеть не хотела. Сказалось и сказалось. Евочка тоже много с товарищами Лилечки беседует. Они ей много чего рассказывают как сестре покойной. Вам не интересно? Могу поделиться. Или Евочка сама вам расскажет. Не хотите?

      Чтоб пресечь ненужные продолжения, я сказал:

      – Когда время придет, сам спрошу. И она мне как миленькая выложит. И коллектив еще раз опрошу, если сочту нужным.

      Лаевская вытянула руки вверх и руками замахала. Рукава халата задрались высоко. Я заметил, что руки от локтей вниз у нее еще больше потолстели и немножко обвисли. Она руками часто при разговоре трясла по-всякому. Не заметить было невозможно. Да, женщина уже не молоденькая. А хорохорится. Жалко ее, а что сделаешь.

      Мысленно отвлекся на секунду.

      А Лаевская гнула свою линию:

      – Ой, что вы разозлились, и Лилечку грубо вспомнили – «дело Лильки»! Она вам не Лилька, а Лилия Соломоновна Воробейчик, убитая преступным образом на дворе собственного жилища среди белого дня. – Начала вроде шуткой, а закончила плохим тоном. Плохим.

      Я строго взглянул на нее и предложил:

      – Полина Львовна, вы на фоне больного ребенка находитесь. Давайте про ерунду не отвлекаться.

      Она тут же переменила лицо, начала рассказывать про Иосифа.