Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин
пробормотал Борис Викторович.
– А я понимаю, – ответил милиционер, раскрывая планшетку и урезонивая: – Пить надо меньше.
– Но ведь только чай… – начал Астромов.
Однако заметил, что стаканов на столе не было.
– Ну что же, – сказал милиционер, – должен испортить вам новогодье.
– Каким образом?
– Оштрафую вас за ложный вызов.
И Астромов безоговорочно полез за деньгами.
13 мая – в Германии произошел крах финансового и экономического рынка, прозванный «Черной пятницей».
13 июля – скончался русский оригинальный коллекционер и писатель Александр Жиркевич.
Глава третья. 1927
1
Он едва покинул нас,
Этот смутный год,
Что и в профиль и в анфас
Был, увы, урод.
Этот поэтический приговор ушедшему двадцать шестому году Сталин прочитал на заборе, за которым была строительная площадка.
И сразу же захотел поспорить с автором «назаборной хроники» тоже почти стихами.
– Не такой он был плохой, этот двадцать шестой.
И особо утвердило в нем такое мнение его поездка в Тифлис.
Конкретно на строительство Земо-Авчальской ГЭС.
И все это происходило в режиме обыкновенности.
Даже запись в книге почетных гостей не избавила от этого ощущения.
Создавалось впечатление, что когда-то он это уже пережил и, незаметно оттиснув под копирку, теперь выдал за новье.
И только когда очутился в лоне главных железнодорожных мастерских, среди равнодушного металла и горячих на спор людей, вдруг понял, что он – в своей стихии.
И хотя его доклад был не из тех, где общее значение можно запросить перевести в частные детали, он все же сумел, увязав с текущим моментом нашей страны, рассказать о забастовке английских рабочих и о событиях в Польше.
Особенно одобрительно было воспринято сообщение Сталина о том, как он обращался в Берлин и Париж с осуждением Гоновита английских тредюнионов отказавшихся принять денежную помощь от рабочих СССР бастующим горнякам.
Поверг он в Тифлисе кое-кого и в удивление.
Это было в государственном оперном театре.
– Испортил я им весь спектакль, – кивнул Сталин на тех, кто постоянно пялился на него, – словно богочинного грузина сроду не видали.
Это ироническое «богочинный» тут же разлетелось по рядам.
И люди заулыбались.
Он все такой же, их Сосо. А потом и – Коба. И сейчас… Нет, не Джугашвили. Сталин. Опера называлась «Тамар Цбиера». И была выдержана в строгих тонах грузинской музыки. Только кое-когда прерывалось что-то сугубо русское. Легкомысленное и даже шуточное.
– Чайковскому подфартил? – спросил Сталин композитора М. Баланчивадзе.
– А что, плохо получилось? – обеспокоенно вопросил он.
– Наоборот, – ответил Сталин, – очень хорошо.
Осматривал Сталин строительство ГЭС, беседовал с рабочими железнодорожных мастерских, слушал оперу, и душой был на Волге, в городе своего имени, где все было готово для начала строительства