Кризис самоопределения. Бен Элтон
не говорите этого в своем заявлении, шеф, – отозвалась Клегг. Начальника она обожала и от души надеялась, что он не вляпается еще сильнее.
– Не говорить чего?
– Что мужчины – пещерные люди, а женщинам лучше бы смириться с этим.
– Да я не это сказал… Заявление? Какое, блин, заявление?
– Ну, они явно заставят вас выступить с заявлением. Придется вам выйти с полным меа кульпа[2].
– Не собираюсь я ни за что извиняться – и уж точно никаких заявлений делать не буду. Мне убийство надо расследовать.
Клегг с Тейлором поглядели на него с усталой жалостью.
– Да ну само собой, вы сделаете заявление, – произнесла Клегг. – Вы в каком веке живете?
– Ну раз уж ты спросила, Сэлли, подумываю перебраться в двадцатый. Для начала, там музыка лучше.
2. Числогрыз
– Пишу алгоритмы. – Малика Раджпут объясняла своей маме Насрин в неведомо какой по счету раз, чем именно она занимается.
– Я знаю, ты мне это уже говорила, милая, но давай еще раз: что такое алгоритмы?
Малика вздохнула.
– Математические уравнения, которые берут задачу, задают ей некоторый набор вопросов наиболее эффективным способом и находят решение.
– Математическое уравнение способно задавать во-просы?
Никогда толком не понять этого маме Малики.
Впрочем, кое-что Насрин Раджпут понимала отчетливо: ее дочь, всего лишь прошлым летом окончившая учебу, нашла в Лондоне высокооплачиваемую работу. В городе, который, как и вся остальная страна, пребывал в глубоком финансовом кризисе, но жить в нем тем не менее выходило накладно почти для кого угодно.
– Чудесно, что мы можем встречаться вот так за обедом, дорогая, – что ты вернулась в Лондон. Столько девочек, с которыми ты училась, разлетелись по всей стране. Да и за рубеж. Ищут, где б “насшибать”, насколько я понимаю. Кое с кем из мамочек общаюсь до сих пор, они дочек не видят почти совсем. Сплошной Скайп. Как у нас с тобой было, пока ты куковала в Оксфорде. Как же нам повезло. Единственная из вашей старой компании, кто сумел найти себе работу в городе, – Сэлли. Помнишь Сэлли Клегг?
– Конечно, помню, мам. Мы ж подружками были. И по-прежнему дружим. Ну вроде того. В смысле, в Фейсбуке – такое вот.
– Еще и следователь в полиции. Ишь как. Ты же наверняка в курсе, что она лесбиянка?
– Да, мама. Я знаю, что она лесбиянка. Я это знала, еще когда нам по четырнадцать было.
– Не представляю, как даже ей самой это могло быть известно в том возрасте, дорогая. Это же такое важное решение, разве нет?
– Вряд ли она считала это решением, мам. Это просто так вот.
– Ну, я ни разу не слышала, чтобы ты об этом говорила.
– Это потому что Бананы.
– Какие бананы?
– У нас шифр такой был. Она не хотела, чтобы об этом знал кто-то еще. Вот мы и завели себе шифр. Когда ей надо было поговорить по секрету, она произносила слово “бананы” – предупреждала меня так.
– А
Моя вина (