Мрак тени смертной. Сергей Синякин
провинившийся хорист.
– И ты никогда не пел в опере?
– И я никогда не пел в опере, – безжизненным голосом повторил хорист.
Азеф узнал и его.
Господи, что делают с людьми люди!
Вчера еще многие считали бы за счастье внимать в тишине ложей несущемуся со сцены божественному голосу Соломона Беная, которого пресса иной раз сравнивала с Бат Колом, падающим на землю с хрустальных небес. Истинно божественный голос был у этого оперного певца. Бат Кол, божественный глас, о котором упоминали в многочисленных рецензиях критики и за который певцу отплачивалось корзинами цветов и аплодисментами. Из-за него теряли разум и осторожность экзальтированные поклонницы, в его уборной устраивали скандалы люди света и полусвета. «Две черных розы я принес/ и на немое изголовье/ их положил,/ и сколько слез/ я пролил с нежностью любовной./ Но тьма нема…»
Тьма нема.
– Вон, негодяй! – с важной значительностью дорвавшейся до власти бездарности сказал вахмистр Бекст. – Ты ответишь за свой обман. Клянусь, не будь я Бекст, еще сегодня ты расплатишься за все свои гнусные поползновения! Уведите его!
Тьма нема…
– Господин вахмистр, – услышал Азеф и вдруг догадался, что это говорит он сам. – Он действительно талантливый оперный певец, я не раз слушал его в Вене.
Вахмистр побагровел, и щетина на его упрямом подбородке встала торчком.
– А это еще что за защитник? – зловеще сказал он и двинулся к Азефу. – Мне показалось, что здесь кто-то воняет? Ты, старик?
Он легко и брезгливо ударил Евно по щеке.
Азеф упал. Много ли нужно воздушному змею, прожившему жизнь, полную бурных ветров?
– Отведите это дерьмо на штрафняк! – сладостно приказал вахмистр конвоирам. Назначив себе жертву, вахмистр обрел душевное равновесие. – После репетиции я сам объясню ему, кто он такой и где его место! А ты! – он повернулся к Соломону Бенаю, – ты стань в строй! Возможно, ты еще сумеешь проблеять в такт остальным баранам!
Ему не довелось привести в исполнение свою угрозу Евно Азефу. Через несколько минут, когда растерянный хор еще собирался с силами, чтобы пропеть:
Воздайте Господу славу имени его;
поклонитесь Господу в благолепном святилище его!
и спеть это так, чтобы не вызвать недовольства привередливого небритого меломана в военной форме, в бараке появился разъяренный штурмфюрер фон Пиллад, ведя перед собой спотыкающегося Азефа. За ними шли растерянные конвоиры, опустив головы в рогатых касках. Карабины висели за их спинами.
Хор замер в страшных предчувствиях.
– Кто приказал отправить этого заключенного на штрафной двор? – спросил фон Пиллад. – Я спрашиваю, кто это сделал?
– Это сделал я, господин штурмфюрер, – признался вахмистр Бекст, но в голосе его звучала некоторая дерзкая усмешка, словно бы говорившая начальнику: ну я это сделал. Не нравится? А что ты мне сделаешь? Я здесь для этих дохляков Бог и король, как бы это тебе не претило,