Люди и куклы (сборник). Василий Ливанов
сказал покупатель и покрутил головой. – Однако!
Жокей остановил коня. Тот грыз трензель, нетерпеливо перебирал ногами. Казалось, двух кругов и не было пройдено.
– А каков он в конкуре? – спросил Воронский, ласково похлопывая жеребца по шее.
– Останешься доволен, – ответил Кромов.
– Сердце старого кавалериста не выдерживает! – воскликнул Воронский. – Я хочу сам попробовать. Где здесь можно переодеться?
…Жокей держал жеребца под уздцы. Воронский, переодетый в бриджи и сапоги, сидел в седле. Жокей и Кромов стояли в центре скакового круга, там, где на зеленом газоне были расставлены препятствия.
– Согласись, Алеша, – сказал Воронский, – в Пажеском корпусе я уступал тебе в полевой езде, но в конкуре мы были почти на равных.
Кромов подтвердил кивком головы. Воронский собрал повод, жокей отступил в сторону. Воронский картинно смотрелся в седле. Он сделал полукруг и послал коня на препятствие. Четкий глухой перестук копыт, и вдруг перед самым препятствием жеребец присел на круп и вильнул в сторону.
– Анкор! – крикнул жокей. – Повторить!
Воронский снова сделал полукруг и выслал жеребца. Тот же результат. Всадник с трудом удержался в седле.
– Черт знает что, – сказал он, подъезжая. – Не надо было хвастаться.
Он соскочил с седла и передал коня жокею. Лицо Воронского взмокло, покраснело, он снял синюю французскую фуражку, ладонью вытер щеки и лоб.
– Я покупаю жеребца. Англичанин сказал мне цену. Деньги немалые, но конь того стоит.
– В ваших руках, мосье мой полковник, он приобретет еще большую цену.
– Ай-ай-ай, – сказал Воронский. – Это мне наука. Не надо было хвастаться. Скажи, Алексей, разве французское правительство не предлагало тебе перейти к ним на службу? Я слышал, что…
– Нет, и не предлагало, – прервал его Кромов.
– Хороши союзнички! Тебе – и не предлагало. Французы – легкомысленный народ!
– Мосье мой полковник очень строг к соотечественникам.
– К соотечественникам? Ах, да.
Кромов протянул руку:
– Жеребца оформишь через клуб. Прощай. – И зашагал через скаковое поле.
– Граф Кромов! – окликнул его Воронский.
Кромов остановился, обернулся. Воронский стоял, держась рукой за барьер, который он не сумел преодолеть.
– Алеша! – крикнул Воронский. – Ты все время говорил со мной по-французски. Отчего так?
– Из вежливости! – прокричал в ответ по-русски Алексей Алексеевич. – Просто я старался говорить с тобой на твоем родном языке. Прощай.
Петр Воронский долго смотрел вслед уходящему старому товарищу. Кромов так ни разу и не оглянулся.
Париж просыпается рано. Алексей Алексеевич медленно двигался в утренней деловой толпе. Август, но уже во всем чувствуется осень: в фасонах женских платьев, в ярких плакатах нового сезона на афишных столбах и особенно в названиях осенних цветов. Их продают на улицах из корзин,