Тайна доктора Николя (сборник). Марк Твен
афоризмом, не развеселил, однако, самого несчастного мудреца.
IX
Из письма к миссис Стильман:
«Вторник.
…В ожидании суда Фетлок Джонс был заперт в пустой хижине. Констебль Гаррис снабдил его провизией на два дня, поручил ему стеречь самого себя и обещал наведаться, когда провизия кончится.
На другое утро человек двенадцать из нас помогали Хильеру зарыть его покойного приятеля, никем более не оплакиваемого Бакнера. Я играл при этом роль второго могильщика, тогда как первым был Самми. Мы уже завершали свою работу, как вдруг откуда-то появился хромой старичок в изорванном костюме и с потертым дорожным мешком в руках. При его появлении я сразу услышал тот запах, следуя за которым мне пришлось объехать весь земной шар! Вот она – цель моих многолетних преследований и объект сначала жестокой ненависти, а потом мучительного сострадания!
В одну минуту я оказался около него и положил руку ему на плечо. При этом путник тотчас же упал на землю, словно пораженный громом, а когда ребята сбежались, чтобы узнать, что случилось, он встал на колени, молитвенно сложил руки и, обращаясь ко мне, униженно попросил не преследовать его более:
– Вы охотились за мной по всему свету, Шерлок Холмс, – сказал он, – но я, ей-богу, никогда никому не причинил зла!
Уже по глазам было видно, что он сумасшедший. И это я свел его с ума, матушка! Разве только известие о вашей кончине поразило бы меня так, как я был поражен в ту минуту!
Ребята кругом обступили нас, подняли старика на ноги и утешали чем могли, говоря, что он теперь среди друзей, что они его никому не выдадут, будут о нем заботиться и повесят каждого, кто решился бы причинить ему вред. Право, грубые рудокопы становятся нежнейшими созданиями, если кто-нибудь сумеет пробудить в них хорошие стороны души! Совершенно как капризные и буйные дети. Никакие уговоры, однако, не помогали нам успокоить старика до тех пор, пока Фергюсон, опытный дипломат, не сказал ему:
– Если вы боитесь Шерлока Холмса, то можете вполне успокоиться.
– Почему? – живо спросил помешанный.
– Да потому что он уже умер.
– Как умер?! О, не шутите, пожалуйста, с таким несчастным человеком, как я! Неужели он умер? Скажите, ребята, по чести, не мучьте меня!
– Да уж будьте спокойны, не встанет! – сказал Хэм Сэндвич.
– На прошлой неделе его повесили в Сан-Бернардино, – добавил Фергюсон, – приняли за другого. Теперь вот каются, да ничего не поделаешь.
– Памятник ему хотят ставить, – проговорил Хэм Сэндвич с видом человека, твердо убежденного в том, что говорит.
Несчастный «Джеймс Уокер» сразу повеселел, и даже глаза его отчасти утратили дикое выражение. Мы с Хильером привели его к себе, переодели с ног до головы в наше платье, накормили, и затем, придя немного в себя, он нам рассказал свою историю. Вот она вкратце:
– Жил я в Денвере и прожил там много лет. Иногда помню, сколько именно, иногда забываю. Но это не важно. Вдруг получаю