Тайна доктора Николя (сборник). Марк Твен
человек.
В гостинице мне сказали, что этот постоялец отправился путешествовать, адреса не оставил и не сообщил, куда едет, мало того – он испугался, когда услышал этот вопрос. Багажа с ним не было – только маленький чемодан. Пришел и ушел он пешком. «Скупой старичок – не великая потеря для гостиницы». Старичок! Воображаю, как он состарился! Понимаю также, почему он не задерживается долго на одном месте. Подписывается он все тем же именем «Джеймс Уокер», под которым я чуть было не поймал его девять месяцев тому назад. Не любит, должно быть, менять имена. Почерк также не подделывает – я сразу его узнал.
Выслушав все подробности о нем, я бросился опять по следу, назад и пришел… к пристани! Вообрази, мама, дым парохода, на котором он уехал, еще виднелся вдали! Если бы я сразу пошел по следу в надлежащем направлении, то поспел бы на этот пароход или догнал бы его в прибрежных водах. Но теперь я по крайней мере знаю, куда он отправился, – в Мельбурн».
«Хоп-Кэнон, Калифорния, 3 октября, 1900 г.
Вы действительно имеете право жаловаться: по одному письму в год – слишком мало. Но о чем же писать, когда всюду меня ждут только неудачи? Самому тошно смотреть на свет божий!
Я вам писал – как давно это было, – что уже не застал его в Мельбурне и несколько месяцев гонялся за ним по всей Австралии. Затем мы перебрались в Индию; я почти увидел его в Бомбее, оттуда по его следам отправился в Бароду, Роял-Пинди, Лукнов, Лахор, Аллахабад, Калькутту, Мадрас – одним словом, всюду. Неделя за неделей, месяц за месяцем, по пыли и грязи, постоянно я шел следом за ним, иногда очень близко, и таким образом вплоть да Цейлона. А оттуда… но, все равно, не стоит перечислять.
В конце концов, побывали мы с ним в Калифорнии, поехали в Мексику и затем опять вернулись в Калифорнию. С первого января и по сей день я охочусь за ним по всему штату. Почти уверен, что он где-то неподалеку от Хоп-Кэнона. Я следил за ним на протяжении тридцати миль отсюда, а затем потерял след. Должно быть, он сошел с поезда где-нибудь в необычном месте.
Теперь я отдыхаю, время от времени пытаясь отыскать потерянный след. Я ведь страшно устал, мама, и временами совсем теряю силы. Но здешние рудокопы – славные ребята, и общение с ними сильно меня поддерживает. Живу здесь уже целый месяц вместе с неким Самми Хильером, двадцатипятилетним малым и единственным сыном у матери, подобно мне. Он страшно ее любит и пишет ей каждую неделю (это уж не совсем на меня похоже, хотя я люблю тебя не меньше). Застенчивый юноша, пороху не выдумает, но всеми любим. Весел, добр, деликатен, успокоительно действует на нервы, прекрасный товарищ. Хотел бы я, чтобы «Джеймс Уокер» имел такого сына. Он ведь любил общество, да и сам был похож по характеру на моего Самми, когда жил в Денвере. Как подумаю, что это я испортил ему жизнь!
Сердце у Хильера лучше, чем у меня, да и у кого бы то ни было в здешнем поселке, потому что лишь он один дружен с Флинтом Бакнером, черной кошкой нашей общины. Зная историю Флинта, Самми говорит, что горе сделало последнего таким, каков он есть, и что нужно быть к нему снисходительным.