Любовь и долг Александра III. Елена Арсеньева
личико залилось бурным румянцем.
«А может, и впрямь шпионка?» – усмехнулся император.
На столике стояла большая чашка с горячим шоколадом. Если все прочие англичане были помешаны на своем файф-о-клоке, то Китти обожала шоколад.
– Что это вы от меня так быстренько спрятали? – произнес Александр Николаевич, принимая равнодушный вид, будто спрашивает лишь для начала разговора.
Ну, это в самом деле было так, ведь он не представлял, как начать беседу, и идея просить в таком… потайном деле помощи у старой девы вдруг показалась нелепостью.
– Прошу прощения, милорд, – промолвила англичанка, которая всегда называла императора только так. – Я писала сестре… ее младший сын… он… – И она еще пуще покраснела, да так, что ее остренький носик взопрел.
– Ну? – подначил император, развеселившись. – Он что? Соблазнил горничную? Или она его?
Все в императорской семьи отлично владели и английским, и немецким, и французским. Правда, английский Саша недолюбливал, хотя обожал Китти. Но Александр Николаевич предпочитал английский другим языкам и знал его в совершенстве.
– Откуда вы знаете, милорд? – воскликнула Китти. – Может, у вас есть шпионы в Англии?
– Конечно, – расхохотался император, – но в Уилтшире их точно нет, так что успокойтесь, Китти. Я просто догадался, потому что сам как раз обуреваем подобными заботами. Другое дело, что я, наоборот, ищу горничных, которых могли бы соблазнить мои сыновья. Или они – их. В смысле горничные – сыновей.
– Да, мне тоже кажется, что время пришло.
Император таращился на нее во все глаза. Такое ощущение, что она говорит о самых обыденных вещах. Например, о том, что мальчикам нужны новые мундиры.
– Вы могли для приличия хотя бы ахнуть, Китти, – усмехнулся Александр Николаевич. – Или всплеснуть руками. Или спрятать лицо в ладонях. И вообще, что вы там всегда проделываете, смутившись?
– Мы? – удивилась Китти.
– Женщины, – уточнил Александр Николаевич, и оба поняли, что он говорит прежде всего о жене.
Господи, ну до чего же она была стыдлива, бедняжка Мари! В первое время после свадьбы вообще боялась выходить из спальни, уверенная, что все знают, что именно происходило ночью между ней и великим князем, какой ужас…
Она до сих пор относилась к этому как к ужасу. А Александр Николаевич изо всех сил делал вид, будто подобное отношение к плотской любви его умиляет и трогает. Всю жизнь старался, постепенно привык и даже поверил, что оно так. Ах, бедняжка Мари…
А вот Китти другая. Ее английская практичность покрепче немецкой оказалась!
– Вы можете считать, милорд, что я и ахнула, и спрятала лицо в ладонях, и проделала все необходимое, – вежливо произнесла Китти. – Но я уже давно заметила некое беспокойство в поведении мальчиков. Особенно у Никсы… он вернулся из поездки по России таким странным! Кроме того, Хренов рассказал мне о некоторых ночных явлениях и у Никсы, и у Маки.
Тимофей Хренов, унтер-офицер лейб-гвардии