Ищите девочку. Алексей Макеев
фар. С насыпной дамбы, разделяющей пересохшую протоку, спустилась серая машина с тонированными стеклами. Порычав в раскисшей низине, обогнула поникшие камыши, жухлые заросли тальника и, прибавив скорость, въехала на грунт. Позади остались символические ворота небольшого дачного кооператива. Водителю пришлось притормозить – дорога состояла из сплошных колдобин. Благо гравий, насыпанный много лет назад, не совсем ушел под землю и позволял транспорту небольшие маневры. Поселок небогатый – одинаковые серенькие домишки, приземистые оградки, компактные участки по четыре сотки на пайщика. Застройка советских времен, когда земли на всех не хватало, частную собственность подменяли «личной» и возводить большие загородные дома запрещалось. Серая иномарка медленно огибала рытвины. Проехав метров семьдесят, свернула с основной дороги и втиснулась в узкий переулок. Оттуда – в соседний, протащилась мимо ржавой колонки с отвернутым краном, мимо приземистой подстанции, прогнившего вагончика с надписью: «Продам эту дачу». Свернула еще раз – выехав на тесную улочку. Шаткие ограды с выбитыми штакетинами, облезлые дома, пунцовые гроздья рябины – традиционное украшательство калиток. Ни души в поселке – самые стойкие дачники съехали еще в начале октября. Несерьезно оставаться без нужды в тридцати верстах от города, без воды и электричества, под дождем и постоянной угрозой нарваться на дачных воришек…
Но кто-то был в этом поселке – вопреки логике. Проживал или прибыл погостить – дело туманное: рычание машины, берущей приступом очередной ухаб, привлекло внимание. Рука отодвинула застиранную занавеску. В узкую щель было видно, как мимо ограды проползает серая иномарка. Стекла мутные, сидящие в салоне не просматривались. Машина проехала. Человек сменил позицию, сплющил нос о стекло. Любопытно стало. Иномарка проследовала еще пару строений и остановилась на противоположной стороне улочки. Мигнули тормозные огни. Из машины показалась мужская фигура в короткой куртке. Хлопнула дверца. Прибывший распрямил спину, пытливо осмотрелся. Наблюдатель отошел от окна и подвинул занавеску. Щелка осталась. Человек, стоящий у машины, сплюнул на штакетник и что-то сказал, сопроводив слова небрежным жестом. Распахнулась задняя дверца – показалась еще одна мужская фигура. Перекинулись парой слов. Первый распахнул калитку, второй принялся извлекать из салона продолговатый мешок – наподобие тех, что используют для перевозки трупов. Второй подхватил свободный конец, подождал, пока напарник впишется задним местом в калитку. Мешок был полон. Но, видимо, не очень тяжелый. Без особых затруднений парочка втащила ношу на территорию и поволокла мимо бревенчатой избы – во внутренний дворик, где просматривались стены покосившихся сараюшек. Скрылись за углом. Буквально через минуту один из них вернулся. Запер калитку и внимательно осмотрелся. Послал через дорогу густой харчок и побежал обратно.
Наблюдатель протянул руку к занавеске, чтобы закрыть окно, но что-то остановило его. Словно чувствовал… Машина. И действительно, вскоре вернулся шофер. Отворил в стороне от калитки длинную створку, сливающуюся с оградой, сел в машину. Действовал по-хозяйски. Натужно пыхтя, иномарка вползла на участок и подалась в объезд вспаханных грядок к сараюшкам. Первая часть шоу, судя по всему, подходила к концу. Наблюдатель, поколебавшись, задвинул занавеску. Хватит.
Упругий дождь забарабанил по крыше. Тяжелые свинцовые тучи заволокли просвет, сплотили ряды, началось очередное светопреставление…
Днем ранее. 21.50
– Если в кране нет воды… – задумчиво проговорил Максимов, выслушав утробное урчание открытого крана.
– Значит, жива еще российская интеллигенция, – хихикнула Екатерина из соседней комнаты.
– Ничего подобного, – возразил из кладовки Вернер. – Скончалась российская интеллигенция, мир ее праху. В Москве воздвигли памятник рукотворный – напротив фонда Сахарова – конь с крылышками. Сам видел. Так и назвали – памятник российской интеллигенции.
– А при жизни не могли? – удивилась Екатерина.
– А при жизни не могли, Катюша. При жизни у нас только первому лицу памятники ставят.
– А ты вообще где? – осторожно осведомился Максимов.
В полумраке кладовой что-то рухнуло с полки – покатилось с бронзовым дребезжанием. Жгучий шипящий глагол сопроводил неловкость.
– В романтический поход отправился, – тихо засмеялась Екатерина.
– У старушки тут чего только не пылится, – завистливо прошептал из глубин времен Вернер. – Какие-то киммерийские сосуды, скифские росписи золотом по бронзе…
– Муженек-то при жизни ректором исторического трудился…
– Да и сама в археологии работала, – вспомнил Максимов. – Дочь рассказывала – всю страну объездила еще при Советах, два десятка исследовательских работ – по раскопкам Херсонеса, по шумерам… Одна из первых привела убедительные доказательства, что сражение на Куликовом поле происходило в действительности не под Тулой, а практически в Москве, а побоище на Чудском озере – вообще какая-то веселая залипуха, не имеющая ни одного материального подтверждения. Говорят, в психушку за такой «авангард» чуть не загремела…
Пыль