Танцы Близнецов. Пётр Таращенко
беспрепятственно пропустил на борт Витюнчика с его подозрительной гитаркой, Валдомиро, которому раздутый портфель сильно мешал оказывать знаки внимания своей очаровательной спутнице, однако штурманский бобрик вызвал у него подозрение.
– Эй, дядя, – хрипло обратился он к благонамеренному Листопаду, замыкавшему процессию, – ты не наш. Я своих всех по пальцам знаю. Куда это ты собрался?
– В салон… – в замешательстве ответил тот.
– А… понятное дело… – рассеянно протянул матрос и обратил пустой и смутный взгляд куда-то вниз, где в узком пространстве между бортом чудо-корабля и обшарпанной балкой причала в желтой воде дрейфовала безобразно раскисшая папиросина.
Музыкальный салон, выдержанный в респектабельном эдвардианском стиле – безукоризненные складки вискозного шелка на чистых окнах, дубовые панели тут и там, кабинетный «Рёниш» на низкой эстраде, канапе и креслица, обитые голубым велюром, – был насквозь пропитан ароматом дорогой гостиницы, в котором смешались лучшие запахи на свете: чемоданов из натуральной кожи, тонких духов, бразильского кофе, трубочного табака, почек соте и т. п. И это казалось странным, потому что ни сверкающего кофейного агрегата, ни тем более блюда с дымящимися почками в музыкальном салоне не было. Зато в уголке на козетке с лебедиными подлокотниками уютно возлежал небритый Дима Карагодин, покуривал скрюченную «Приму», кривенько же ухмылялся и потягивал из стаканчика. Он был в носках. Чета карагодинских туфель виновато жалась к плинтусу.
– Дмитрос! – с душевным волнением в голосе воскликнул Листопад. – Дмитрос, дружище! Слава богу! Слава богу! Жив?! Здоров?! Дмитрос, мы же места себе не находили!..
– Голуби вы мои, голуби, – Карагодин легко поднялся со своего ложа, театрально простер длинные руки, пошел навстречу Листопаду и нежно обнял добросердечного авиатора.
– Дмитрос, – не мог успокоиться тот, тряся Карагодина за плечи. – Дмитрос, дружище!.. А ходили слухи, что ты куда-то спрятался и потерялся… исчез?..
– Все врут календари, – неопределенно сказал Карагодин, освобождаясь от участливых объятий. – Вот, прилег на минутку… Впрочем, ужасно рад всех вас видеть, друзья. А это кто же будет?
– А это Витюнчик будет, – пискнул гомункул, и послышался добродушный смех.
Хлопнула пробка, зазвенели неизвестно откуда взявшиеся бокальчики, прозвучал почтительный тост, и еще один – полный добрых пожеланий, и еще – полный восхищения. Раиса Андреевна от всеобщего внимания зарумянилась, расцвела, похорошела невероятно… Приплыла заспанная Карина с черными кругами на пол-лица, поздоровалась со всеми за руку, выпила бокальчик – пятна побледнели и растаяли.
Карина нырнула глазами в сторону мужественного бобрика раз, нырнула другой, увлекла в сторонку Валдомиро, пошепталась с ним, приблизилась к Листопаду вплотную и с вызовом сказала:
– Любят женщины военных, а военные актрис.
Витюнчик без предупреждения рванул звонкие струны и зарычал:
Я