Охота на Динозавра. Сергей Юрьевич Борисов
решетке, стягивающей комель дерева, и хватал ртом воздух.
Кроме него, пострадавших не было. Знавший, какими последствиями чреваты такой силы взрывы, Матвей подивился столь незначительному урону, кинулся к Лисичкиной и понял, что она находится в прострации.
– Марина! Марина!
Словно и не ей был обращен его призыв. Глаза девушки не выражали ничего. В них, как в зеркале, отражалось лишь бушующее пламя, пожирающее автомобиль.
Быстров разомкнул руки, будто прикипевшие к стволу дерева, и потащил Лисичкину за собой. Нырнув в ближайшую подворотню, они оказались в мрачном дворе-колодце. Вокруг никого – ни детишек на игровой площадке, ни молодых мам с колясками, ни бабулек на скамейках. Если кто и был, так умчались, что и понятно, это ж какое представление на улице!
Безлюдье устраивало спецагента, поскольку то, что ему предстояло сделать, могло вызвать нежелательный резонанс со стороны обитателей дома, стены которого кольцом отвесных скал охватывали погруженный в вечную тень дворик. Однако он сделал последнюю попытку.
– Марина! Марина!
Никакой реакции. Быстров тяжело вздохнул, примерился и…
Лучшее средство! Как и предполагал спецагент, пощечина оказала свое благотворное воздействие, изгнав пустоту из глаз девушки. Увы, вакуум заполнило возмущение, оформившееся вопросом:
– Зачем вы меня ударили?
– Не удовольствия ради, а токмо волею обстоятельств, – попробовал вывернуться из щекотливого положения Матвей, для чего переиначил гениальную формулу из «Двенадцати стульев». – Для вашей же пользы!
Лисичкина потерла щеку.
– Да уж! Руку на женщину… Стыдно небось?
– Небось, – кивнул Быстров. – А что делать? Надо!
– Хорошее слово, – согласилась девушка. – Правильное. Крепкое. А где?..
– Там.
– Сгорел?
– Дотла.
Матвей не стал вдаваться в подробности. Ни к чему Марине знать, что они ехали на заминированном автомобиле и что лишь халатность его хозяев, не заправивших полный бак, спасла их от смерти. Еще семьсот, максимум семьсот пятьдесят метров, эквивалентных на запруженном машинами шоссе двум-трем минутам, и от них остались бы лишь воспоминания, окрашенные траурной музыкой и безысходным горем родных и близких.
– Никто не пострадал?
– Обошлось.
И вновь Быстров прибег к фигуре умолчания, посчитав необязательным сообщать о мужчине в костюме-тройке с бампером между ног. К чему травмировать хрупкую девичью психику столь неприглядными картинами? Когда есть возможность, память лучше не засорять. Об этом толковал австриец Фрейд. Матвей не был приверженцем его теорий, но труды психиатра-философа в свое время изучил досконально.
– Марина, нам лучше уйти отсюда. И побыстрее.
– Вы думаете…
– Конечно, думаю. О ванной, о куске черного хлеба с майонезом, о чашке чая… И еще – мечтаю. Мечтаю воспользоваться вашим гостеприимством.
– Раз обещала, значит, будет!
– Тогда к метро! – распорядился