Хронометр. Владислав Крапивин
выпрямляться.
«Господи, никогда не было такого…»
Не помнил он подобного шторма, хотя обошел на разных кораблях полсвета. Ни у берегов Вест-Индии, ни в Бенгальском заливе, где крейсировал с англичанами на их фрегате, ни в китайских водах, известных своими тайфунами, не приводилось встречаться со столь неудержимой силой стихии…
Палуба опять покатилась в глубину, шквал ударил в правый борт, оторвал от планшира Головачева, толкнул к бизань-мачте. Но через несколько секунд лейтенант снова оказался рядом.
«А ведь ему не в пример страшнее, чем мне, – подумал Крузенштерн. – Мальчишка… Хотя какой же мальчишка? Успел уже поплавать, побывать в кампаниях… Да и сам ты в двадцать три года считал ли себя мальчишкой? В скольких сражениях со шведами обстрелян был, в Англию попал на учебу в числе лучших офицеров… Да, но сейчас иногда вдруг чувствуешь себя ребенком. При расставании в Кронштадте сдавило горло слезами, как в детские годы, когда увозили из Ревеля в корпус…»
Сорвало кожаный капюшон, Крузенштерн опять натянул его.
«…А Головачев? Что я про него знаю? Единственный, с кем не был знаком до плавания. Посоветовали, сказали: искусный и храбрый офицер… А и в самом деле, держится молодцом…»
– Петр Трофимыч, как на руле?! – крикнул Крузенштерн и подавился дождем.
У штурвала были различимы фигуры в штормовых накидках.
– На руле! Дéржитесь там?! – перекричал шторм лейтенант.
– Так точ… ваш-бла-родь! Держ… – долетело до него.
– Кто рулевые?! – отворачиваясь от ветра, крикнул Крузенштерн.
– Иван Курганов и… Григорьев… ваш-сок-бла-родь…
– Круче к ветру держите, ребята! Все время круче к ветру!
– Так точ… Держим, ваш… родь…
– Крепко привязаны?!
– Так точ…
Опять чудовищный этот крен со стоном рангоута и мучительным скрипом обшивки. Встанем ли? «Ну, вставай, «Надежда», вставай, голубушка… Да выпрямляйся же, черт тебя разнеси!»
Это надо же, как взбесились волны! И не где-нибудь в открытом океане, а в проливе, в Скагерраке, хоженном туда-сюда не единожды… В том-то и беда, что в проливе. Кто знает, где теперь берег? Стоит задеть камни – и пиши пропало. До чего же обидно – в самом начале плавания…
– Круче к ветру!
Да что могут сделать рулевые, когда хода у корабля нет, а вся ярость шторма лишь на то и нацелена, чтобы поставить «Надежду» бортом к ветру, к волне…
Какая-то фигура, цепляясь за леера, взобралась на ют.
– Кто?! – гаркнул Крузенштерн.
– Это граф Толстой! – отозвался Головачев.
Подпоручик гвардии Федор Толстой оказался рядом.
– Что вам здесь надо?! – Крузенштерну было не до любезностей.
– Наблюдаю разгул стихий, – отплевываясь, изъяснился подпоручик. – Любопытствую и удивляюсь себе, ибо ощутил в душе чувство, доселе неведомое. А именно – боязнь погибели. До сей поры был уверен, что в части страха