Сохраняя веру. Джоди Пиколт

      – Ну что со мной не так?!

      – С тобой все так, как бы твой кретин ни пытался запудрить тебе мозги. – Мама прикладывает ладони к моим горящим щекам. – Ты ни в чем не виновата, Мэрайя. Такие вещи предотвратить невозможно. Колин просто не стóит земли, по которой ходит. – Для пущей убедительности она плюет на ковер. – Теперь подымайся, чтобы я могла привести Веру.

      – Она не должна видеть меня такой! – встрепенувшись, говорю я.

      – Значит, стань другой.

      – Это не так просто…

      – А ты постарайся, – настаивает мама. – Сейчас речь не о тебе, Мэрайя. Подумай о дочке. Ты хочешь совсем расклеиться? Ладно, только сначала взгляни на Веру. Ты знаешь, что я права. Иначе бы не вызвала меня сюда, чтобы я присматривала за ней все эти три дня. – Смягчившись, мама добавляет: – У твоей дочери есть отец-идиот и ты. Что из этого получится, зависит от тебя.

      Луч надежды на секунду пробивает мою броню.

      – Вера просилась ко мне?

      – Нет… – поколебавшись, отвечает мама, – но это еще ничего не значит.

      Она выходит, а я поправляю подушки у себя за спиной и вытираю глаза уголком одеяла. Мама возвращается, ведя на буксире Веру. Та останавливается в двух футах от кровати.

      – Привет! – говорю я и улыбаюсь, как заправская актриса.

      В первые мгновения я просто любуюсь дочерью: ее криво проведенным пробором, дырочкой на месте выпавшего переднего зуба, облупившимся розовым лаком на ноготках. Вера скрещивает ручонки и упрямо расставляет тонкие, как у жеребенка, ножки. Красивый ротик сжимается в ровную линию.

      – Не хочешь посидеть со мной? – предлагаю я.

      Вера не отвечает. Она вообще почти не дышит. Почувствовав внезапную боль, я понимаю, что с ней происходит. В ее возрасте я тоже верила, что если замереть и не двигаться, то и весь окружающий мир замрет.

      – Вера… – Я протягиваю к ней руку, но она отворачивается и уходит.

      Одна часть меня хочет ее догнать. У другой – у той, которая больше, – нет на это душевных сил.

      – Она со мной не разговаривает. Почему?

      – Ты мать. Ты и выясни.

      Я не могу. Единственное, что я действительно знаю, – это границы моих возможностей, а потому поворачиваюсь на бок и закрываю глаза, надеясь, что мама догадается: сейчас ей лучше оставить меня в покое.

      – Вот увидишь, – тихо говорит она, положив руку мне на голову, – Вера поможет тебе это пережить.

      Я притворяюсь спящей и не выдаю себя ни когда слышу мамин вздох, ни когда сквозь ресницы вижу, как она убирает с моего ночного столика универсальный нож и маникюрный набор.