Сажайте, и вырастет. Андрей Рубанов
обмануть человека, сидя к нему боком. Позавчера, на первом допросе, мне пришлось тяжело. Но сейчас я обнаружил между стенкой стола и моим, привинченным к полу, табуретом узкую, чуть шире сигаретной пачки, щель и в эту щель просунул свою правую ногу, ниже колена. Благодаря при этом Бога за то, что все мужчины в моем роду – худые, сухощавые, с минимумом твердого мяса на тонких костях. Теперь нижняя часть моего тела располагалась на табурете уже никак не боком, а вполоборота. Оставалось повернуться в поясе еще на пол-оборота вправо, чтобы достичь своей цели: утвердиться фронтом к собеседнику. Так сидит перед объективом телевизионный диктор.
Устроившись как следует, я мог исполнять обман со всеми удобствами: развернуть плечи в позицию «мне нечего скрывать», а также положить на стол ладони – следователь обязательно должен их видеть. Ладонями удобно посылать скрытые сигналы. Для этого нужно держать их на ребре, перпендикулярно поверхности стола, все время разворачивая наружу и продвигая их в сторону собеседника, как бы загребая воздух, как бы толкая большой шар. Пропихивая свой обман в пространство, посылая своим речам, звукам своего голоса дополнительный импульс. При этом я не забывал делать нажим не только руками, но и верхней частью корпуса – наклоняясь к Хватову, приближая к нему свое лицо. Изо рта у него не пахло. Это явно говорило о том, что умный дядя никогда не забывает вовремя позавтракать и пообедать. Следовательно, он человек спокойный, во всем знает меру, тяготеет к порядку, и мозг его такой же – действует четко, не отклоняясь в стороны от поставленной основной задачи.
И этот мозг – признался я себе, внутренне поеживаясь, – опасен. Он изобличит меня, отчаянного лгуна, как только я допущу малейшую ошибку.
– Скажите тому, кто решает, – хрипло продолжил я, под напряженным взглядом рыжего адвоката, – что подследственный Рубанов – уже созрел. Хочет чистосердечное признание написать, по факту неуплаты налогов в царев карман. И готов все немедленно выплатить, даже если ему придется стать нищим. Но – только тогда, когда окажется на свободе!
Хватов официально кивнул.
– А припутать меня к краже из казны нельзя, – сказал я твердо, в очередной раз загребая ладонями и наклоняясь, просверливая следователя взглядом, слегка улыбаясь, гипнотизируя, внушая, вталкивая в его сознание свои слова. – Я ничего не знал. Меня подставили, и точка!
ДЕЛО, лежащее на столе, выглядело заманчиво.
Я сразу же попытался вспомнить, сколько именно долларов содержала пухлая пачка, оставленная жене. Пожалуй, тысяч десять там будет. Если рыжий адвокат сегодня же встретится с Ирмой, и возьмет у нее деньги, и отдаст их Хватову, то завтра я прочту все, что мне надо. Не предложить ли близорукому рязанскому флегматику этот план прямо сейчас? Простая сделка: сегодня вечером – пять тысяч долларов наличными, завтра днем – пять минут наедине с документами…
Нет, решил я, мне надо выбираться самому, а не тащить из семьи последнее. Босс выйдет через двадцать семь дней – и тогда я не буду испытывать