Мастера. Игорь Шахин

      Лет двенадцати иль боле,

      Не здоров да и не болен,

      Был высоконький, худой –

      Таково жить сиротой.

      А с лица чистенький,

      Волосенки кудрявеньки,

      Глазенки голубеньки.

      Вот и взяли господа:

      То подай, пойди туда.

      Кто другой в таких местах –

      И за совесть, и за страх –

      То как вьюн,

      а то – струной,

      Если только кто другой.

      А Данилку кто зовет –

      Он и ухом не ведет,

      Тихо сядет в уголке,

      А щека на кулаке,

      А в глазенках восхищенье –

      Все глядит на украшенья.

      Били парня, но с опаской.

      Дела нет. Его в подпаски.

      День за днем идет. И что ж?

      Он и тут не вовсе гож.

      И старателен был крошка,

      Ан глядишь – опять оплошка.

      Чуть присядет травам вровень –

      Вона где уже коровы!

      И пастух не злой попался,

      Да и тот порой ругался:

      Вон тебе уж сколько лет,

      Ну а толку нет и нет.

      Все мальчонке нипочем.

      – Думки-то твои о чем?

      – Я и сам не знаю, дедко…

      Посмотри-ка ты на ветку,

      На ней лист широконький,

      По краям зубчики,

      Вроде оборочки выгнуты,

      А по листу букашечка,

      Сама сизенька,

      А из-под крылышек у нее

      желтенько.

      А пастух на то с ухмылкой:

      – Не дурак ли ты, Данилко?

      И бровенки-то не хмурь!

      В голове такая дурь…

      Так Данилке и жилось.

      Но одно ему далось:

      На рожке сыграет вам,

      Старику –

      куда уж там! –

      Не то лес шумит,

      Не то ручей журчит,

      Не то дождик удаляется,

      Пташек хор перекликается.

      Кто бы знал из них тогда,

      Вслед за песней шла беда.

      Раз парнишко заиграл,

      А пастух-то задремал.

      И пока спалось да снилось,

      Сколько-то коров отбилось.

      А как стали собирать,

      Глядь – их нет, давай искать.

      Да куда там! Дело к ночи.

      И места тут, словом, волчьи.

      А в ту пору так судили:

      Виноватых розгой били.

      Растянули старика –

      Чуть не лопнули бока.

      Вот Данилушке черед,

      А палач пока не бьет:

      – Экой-то парнишка хилый,

      Враз сомлеет, где в нем силы!

      На словах-то он болел,

      А стегнул – не пожалел.

      Что за диво, не кричит!

      Вдругорядь стегнул – молчит.

      Палачу и вовсе блажь:

      – Доведу… дашь голос… дашь!

      Слезы каплют.

      Что есть сил

      В кровь губенку закусил,

      И сомлел от этой сечки,

      Но не вымолвил словечка.

      Тут приказчик был глумливый:

      – Ишь, какой он терпеливый!

      Коли выживет, тогда

      Знаю, деть его куда.

      А в ту пору в мастерах,

      Первым в каменных делах,

      Был Прокопьич, старый дед,

      И ему уж много лет.

      Помереть он мог тотчас,

      Тут-то барин шлет приказ:

      «Чтобы дело продолжать,

      Надо малых обучать!»

      Стали к деду слать парнишек,

      Ну а тот наставит шишек,

      Все с тычка да все с рывка.

      Говорит: «Слаба рука!

      Глаз не гож! Не выйдет толку!»

      Был бы толк в ученье, только

      Не хотел, как видно, дед

      Отдавать кому секрет.

      Много было ребятишек,

      Ну а толку-то от шишек.

      Услыхав про ту науку,

      В голос ди́тенки ревут.

      И отцы на эту муку

      Ребятишек не ведут.

      Да и то сказать, что правы:

      Малахит – он, что отрава.

      Нездоровых сколько мается!

      Люди знай оберегаются.

      Ну а что же наш Данилка?

      Распрямился, как