Отпуск. Андрей Красильников
не утаишь. У Извековых быстро стало известно: молодой Крутилин за зиму так преуспел в крупной фирме, что стал кормильцем неудачника-отца и несчастной матери и, шагая такими темпами, годам к двадцати пяти превратится в миллионера и усвистит в Америку. Иного продолжения удачливой судьбы молва не ведала, уже имея аналогичные примеры перед глазами (двое соседей по улице отправили своих отпрысков за океан и морально готовились кончать свой век на чужбине). А где два – там и три.
Роковая улыбка затормозила темп Толиных занятий. Будучи по природе рационалистом, он счёл более экономным со всех точек зрения форсировать события. Подкараулить Мирру оказалось несложно. Тут же было назначено свидание, затем второе, и прогулки под луной вскоре сделались составной частью режима дня. Теперь учёба не страдала: делу – время, потехе – час. Правда, ночные рейды в лесные гущи кончались щекочущим эротическим возбуждением, нараставшим с неотвратимостью девятого вала. Но более опытный кавалер умело удерживал его до поры до времени, давая понять своей барышне, что процесс идёт в нужном направлении, плод зреет, а срывать его приятней полностью спелым: тогда он приносит большее наслаждение. Таким образом он предполагал дотянуть до отъезда Мирры на юг, откуда та планировала вернуться к концу его вступительных экзаменов. А там – либо пан, либо пропал.
Отъезд намечался на первые числа июля. И вдруг всё мигом изменилось. Взбалмошная девчонка распаковала уже собранный чемодан и осталась дома.
– У меня нет хвоста, – недобрым голосом огрызнулся Анатолий. – У меня есть только жёсткий график, в который внеочередной родительский день не вписывается.
Крутилин понимал состояние человека, только что сдававшего непростой письменный экзамен по математике и до сих пор не знавшего результата (хотя сам Толик в своей пятёрке не сомневался):
– Хорошо, я сейчас уйду.
– Куда?
– К дяде Алику. Пообещал заглянуть к нему сразу после ужина.
– Ужин будет через десять минут. Бабушка уже пошла его разогревать. На том диалог прервался. Леонид отправился к матери на кухню, а Толя побрёл в летний душ: эта процедура предшествовала каждому приёму пищи.
За столом они встретились вновь. Но разговор явно не клеился.
– Всё же ты не в своей тарелке, сынок, – заключил Крутилин.
– Это субъективное суждение.
– Суждение отца о собственном ребёнке всегда объективно. Даже когда оно субъективно. Таков вот силлогизм.
– Кто автор?
– Да любой. Самому неграмотному человеку сие становится абсолютно понятным с появлением родительского инстинкта. И ты когда-нибудь поймёшь.
– Не пришлось бы понять очень скоро, – вставила своё слово Надежда Кузьминична, намекая на известное обстоятельство.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».