Своенравная добыча. Светлана Казакова
имеют ли мои слова хоть какую-нибудь силу, но всегда верила, что если желать чего-то искренне, от всей души, то это поможет. Мне даже показалось, будто, когда я напоследок осеняла детей защитным знаком, с моих пальцев сорвались едва видимые светящиеся нити, завязавшись в узел. Померещилось, должно быть.
Я так устала, что даже переживания отхлынули прочь, как вода при отливе. Хотелось лишь добраться до своей комнаты и заснуть. Но там меня поджидало новое испытание.
И у него было лицо Эрланда Завоевателя.
Увидев его, я отшатнулась к стене. Что он тут делает?.. Уже пришёл заявить свои права на меня? И его впустили? Впрочем, о чём это я. Разве кто-нибудь защитит меня сейчас, когда родной отец мною пожертвовал? Никто, кроме меня самой.
– Почему вы здесь? – спросила я. Губы дрожали, но я очень старалась держать голову высоко. Пусть знает, что говорит не с бесправной рабыней, а с дочерью князя! Хотя я сейчас мало чем отличалась от тех же рабынь, это не значит, что и вести себя должна так же. – Вам мало того, что вы вынудили отца заставить меня ехать с вами в Лундсфальд?
– Он тебе уже сказал? – осведомился Эрланд.
– Да, – кивнула я. – Скоро я буду в полной вашей власти. Так можете вы хотя бы сейчас, пока я ещё дома, дать мне возможность побыть в одиночестве?
– Могу.
– Правда? – я недоверчиво взглянула на мужчину.
В спальне горели всего две свечи, позволявшие разглядеть не так много. Широкие плечи под тканью камзола, тень щетины на лице, глаза… синие, кажется. Они составляли резкий контраст с густыми чёрными волосами. Мне не хотелось его рассматривать, однако мой взгляд невольно то и дело обращался в его сторону. Врага надо знать в лицо.
– Тебе не тяжело? – спросил он.
– Тяжело?
– Дышать. В этом, – кивнул на мою одежду правитель Лундсфальда. Я поняла, что он имеет в виду корсет.
– Я привыкла.
Эрланд вытащил из-за пояса нож, и вот тут мне в самом деле стало нечем дышать. Что он задумал? Нужно бежать!
Я уже успела развернуться к двери и коснуться её ладонями, когда меня остановили. Сильные руки удержали за плечи за мгновение до побега. Стало страшно – страшнее, чем в коридоре, когда этот же мужчина набросился на меня.
– Не бойся, – это прозвучало как приказ.
Он вдруг полоснул ножом по шнуровке корсета.
– Наши женщины такого не носят.
– Я не одна из ваших женщин! – выпалила я, прижимая к груди пострадавшее платье.
– Но скоро станешь ею.
– И что же вы цените в них?
– Кротость и послушание.
Я прикусила губу – с такой силой, что во рту появился вкус крови. Вот, значит, как? Не дождётся правитель того, что я тоже стану тихой и покорной, никогда и ни за что!
– Повернись.
– Зачем вы это делаете? – всё ещё стоя к нему спиной, спросила я. – Вы не умеете по-другому обращаться с женщинами? Ухаживать, говорить красивые слова? Как в романах… В Лундсфальде так не положено?
Эрланд вдруг