Откровение Блаженного. Виктор Ростокин
брызнул звоном церковный колокол. Никита перекрестился:
– Воскресенье сёдня. Аль и мне, грешнику, оставить суету да помолиться в горенке.
– Ау-у-у! – прозвучало в одной стороне. Никита насторожился: аль заблудился кто?
И снова, но уже с другой стороны:
– А-у-у!
«Эхо? Непохоже. Верно, кто-то отозвался».
– А-у-у-у! – прокатилось за спиной. «Не иначе, леший забавляется».
В одном, особенно затемненном, влажном месте, похожем на урочище, Никита узрел женщину. Она стояла по пояс в ежевичных дрожливых листьях в напряженном ожидании. «Не она ли в сенокосную ночь купалась в Бузулуке? Она! Истинный бог»! Сердце его заколотилось. Он подошел к ней, поклонился:
– Здорово живешь, красна девица! Аль заблукала часом?
– Ишо чаво! Выросла туточки, кажный кустик знаком! С матушкой перекликнулась. Ягоду с ней собираем.
«Ты сама, как ягодка!» – хотелось ласково сказать Никите. С минуту он молча любовался ею, румяной, с откинутой назад головой – тянула толстая коса. Девушка отвернула край запона – в ведре заманчиво сизовела ежевика, отборная, одна к одной! Голубыми глазами доброхотно улыбнулась. Никита тоже улыбнулся, взял щепотку, отправил в волосяный рот:
– Скусная.
– Бери ишо.
– А ты не скупая.
– Смотря для кого…
– Дак я-то с клеймом…
– В станице гутарят: людей ты убивал.
– Убивал. За нашенскую казачью волюшку.
– А ишо смеются: отчего живешь не с обчеством, а один, как лешак.
– А-у-у! Настя! Настена! Иде ты?
– Матушка моя…
Прощальные слова молвила жалостливые:
– По твоим глазам вижу: настрадался ты…
Ветки за ней сомкнулись, а листья ежевики еще подрагивали.
Что бы Никита ни делал – рубил ли сушняк на топку, набивал чулан листьями, готовил еду – он вдруг впадал в хандру. Неведомая тоска до боли сжимала сердце. И тогда все валилось из рук. Уходил из дома, неприкаянно бродил окрест. Из Мудрова ключа крупными глотками пил морозистую влагу. Неожиданно становилось легко и радостно на душе. И мир казался сказочно-дивным, сокровенно принадлежавшим только ему, Никите. Шел по бугристым Пескам, разнаряженным красноталом и рослыми жаркими цветами. Березняки весело обороняли солнечные листья – как золотой слепой дождь. Околесил небесно сияющее озеро Ильмень, увидел сросшееся с ним русло Паники – той самой малой речки, на угоре которой поставил избу.
«Что в моей душе в последнее время происходит? – пытался вникнуть Никита. – То в ней хмарь, то – ведро, то – жарко, то – знобко. Неужель виной тому Настя? Нет, нет… Упаси бог! Я – каторжник, отшельник! Зачем я ей!» Но тут же в памяти всплывает: она угощает его ежевикой, говорит исходящие от сердца слова. Вовек подобных ни от кого не слышал. Аль чем приглянулся ей? Аль просто пожалеть хотела?
Никита склонился над ключом, взглянул на свое отражение:
– Срамота! Леший