Две Анастасии. Татьяна Брыксина

      Мой колючий шишок

      Был когда-то ручным и домашним,

      Он мяукал и лаял,

      Комолым телёнком мычал.

      Все любили его

      Чуть подвыпившим, чуть бесшабашным,

      А потом разлюбили,

      И сразу шишок одичал.

      Развеселью теперь

      Он, как тёмному лесу, не верит,

      И еды не берёт,

      И на доброе слово молчит…

      Может, плачет в душе,

      Понимая, что мир лицемерит?

      Может, в памяти дальней

      Мяукает, лает, мычит?

      Зажурили шишка,

      Что ни утро – гребёнкины зубья:

      И полы не метёт!..

      И в разбойной охоте не скор!..

      Кто ему пособит?

      Кто избавит его от безлюбья,

      От ершистой повадки —

      Зловредничать наперекор?

      Я тихонько войду,

      Молока подогрею в кастрюльке,

      За ушко потреплю,

      Чтоб не думал: и эта хитрит!

      Лай, мяукай, мычи,

      Подремакивай в ситцевой люльке,

      На хороших людей

      Не копи нехороших обид!

      Две жизни, две дороги, две печали…

      Так пусть один другого не винит!

      Нас колыбели разные качали,

      Но песня колыбельная роднит.

      По русской, по расхристанной равнине

      Мы шли и шли, не думая о том,

      Чей путь в людском останется помине,

      Чей – проскользит вдоль берега листом.

      В трудах ли, в маете пустопорожней,

      В словах ли, в отрешении от слов

      Не всяк поймёт, что зонтик придорожный —

      То бузина, а то болиголов.

      На русской, на расхристанной равнине

      Всё мнится мне, что, юн и синеглаз,

      Ты кличешь мать… И плачу я о сыне,

      И плачет небо дождиком о нас.

      Ненастный мой, пока в траве по пояс

      Ты над рекой полуденной стоишь,

      Я не хочу, чтоб, горько беспокоясь,

      Разлуку нам нашёптывал камыш.

      Не верь ему! Пусть даль плывёт за далью —

      Нам призрачные дали не страшны.

      Одной дорогой, жизнью и печалью

      Мы и от смерти будем спасены.

      …Она вплотную подошла,

      Затмила синь,

      Дыханье сбила,

      И он, серее полотна,

      Упал растерзанно, бескрыло.

      Сводило судорогой рот,

      Со лба росою пот катился…

      Казалось, меркнул небосвод,

      Сгорал и дымкой становился.

      В неодолимой духоте

      Судьбу заполоняло горе,

      Оно клубилось в пустоте,

      В неосязаемом просторе.

      Я вытирала пот и кровь

      С его лица, с рубахи белой,

      Меж нами горькая любовь

      Металась птахой очумелой.

      Архангел в маске спас его,

      Провёл по анфиладе комнат…

      А