Огненная птица. Анне Ильвес
мной, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, откуда ни возьмись появился Женька. Мой лучший друг детства. И как мы только умудрились попасть в одну роту?
Оба коренные москвичи, оба ушли в сорок первом на фронт добровольцами. Женька был старше меня на год, но у меня иногда возникало чувство, что старше он на целую жизнь, а то и на две, паренек был рассудительным и умным не по годам. Самое удивительное, что он старался никогда не показывать этого, скрывая за добродушной простой улыбкой знания, которых хватило бы на две профессорские головы как минимум. Его отец был гениальным столяром, в дореволюционной России делал мебель вручную, слава шла по всей стране о чудо-мастере. При Советах старик тоже не бросил любимого дела, устроился на мебельный завод и делал «уродливую, как и теперешняя страна» простенькую обстановку.
Женьке передался отцовский талант, и когда они что-то мастерили вместе, наблюдать за этой парочкой было одно удовольствие. Пухленький, вечно ворчливый, недовольный старикашка и смеющийся двухметровый детина спорили из-за каждого пустячка, громко выясняли отношения, смешно переругиваясь между собой.
– Чего не кукситься? Оглянись вокруг и найди хоть одну причину, почему мою рожу должна озарять блаженная счастливая улыбка, – недовольно пробурчал я в ответ. Он засмеялся.
– Растрынделся, брюзга, и потише возмущайся, вон старший ходит, как лис по курятнику, ищет, к кому бы прикопаться. Вот, махорочки покури – уже повод порадоваться.
Мы важно расселись, потягивая одну на двоих папироску.
– Что Аглая, пишет? – спросил я.
– Нет. Запропастилась куда-то, – Женька внезапно погрустнел.
– И угораздило же тебя в такое лихое время жениться, – посетовал я.
– А я вот не жалею! – сказал он, видимо, забросив унылые мысли куда подальше, снова улыбнулся. Пошел снег.
Со стороны леса донеслись крики.
– Шарик! Ша-а-а-а-арик, мать твою! Куда ты подевался, гвоздь в моей заднице, а не собака!
Шарик несся по окопу, сбивая всех и вся на своем пути, кто-то из солдат поманил пса куском хлеба. Остановилась собачина только возле бойца, протягивающего угощение, сожрал он его за секунду, мечтая, наверное, полакомиться еще и рукой хотя бы до локтя.
– Маджид! Какого черта творишь, образина?! Как я теперь его должен уговаривать под танк лезть?!
Это орал «на всю Украину» наш кинолог Антип. Молоденький узбек мяукал что-то бессвязное в ответ.
– Жалько его, жалько, хорошая песка.
– Тфу, дурак, – выругался Антип, схватил провинившегося Шарика за шкирку и поволок к остальным собакам. Ругался он неспроста, собак не кормят несколько дней, приучая их к тому, что еду можно найти под танком. Надевают макет взрывного устройства и дрессируют залезать под танк уже с ним. Немцы с ума сходят от наших четвероногих. Сетки натягивали на днища танков, пулеметным огнем обстреливали – все нипочем Барбосам. Конечно, большая часть собак-истребителей погибает вместе с подорванным танком…
Нас окликнули, и мы побрели