Берлинская жара. Дмитрий Поляков-Катин
Хартман поехал туда на своем «Опель Адмирал» с откинутым верхом, поскольку не решил, куда направится после спектакля.
Стояла чудесная погода, пропитанная свежестью едва распустившейся листвы. Казалось, город насквозь пропах липовой смолой и цветами сирени. Небесная высь оглашалась беспечным писком стрижей, чертивших стрелы в синей, бездонной дали. Шум моторов, голоса прохожих, топот марширующих сапог звучали в вечернем воздухе как-то по-особенному гулко. Всё как будто замедлилось, притихло, покрылось налетом лени и томного предвкушения неведомой радости.
Давали «Разбойников». Хартман заказал двухместную ложу, изолированную от окружающих, в которой можно было говорить, никому не мешая. Зал не был полон, и даже в партере хватало свободных мест. В ложе его уже дожидался только прибывший из Стокгольма Юнас Виклунд, совладелец фармацевтической компании, которая выросла на поставках в рейх антисептиков и перевязочных средств. Кроме того, Виклунд был племянником Андерсона, который не любил приезжать в Берлин, и Виклунд, имея долю в отеле, принял на себя эту обязанность.
– Меня поражает, Франс, стойкость берлинцев, – сказал Виклунд. – Играть Шиллера, когда вокруг рвутся бомбы, – это дорогого стоит. Между прочим, вы не заметили, предусмотрены тут аварийные выходы на случай, если они начнут рваться?
– Не волнуйтесь, Юнас, – улыбнулся Хартман, – здесь крепкие дубовые кресла. В крайнем случае, спрячемся под них.
Зал постепенно затих. Погас свет, раздвинулся занавес. На сцене в декорациях замка Мооров, одетые в кожаные костюмы, символизирующие Средневековье, стояли двое – старый граф фон Моор и его сын Франц.
– Здоровы ли вы, отец?
– Здоров, мой сын. Ты что-то хотел мне сказать?
– Почта пришла. Письмо из Лейпцига от нашего стряпчего…
– Кстати, о Лейпциге, – тихо сказал Хартман, слегка наклонясь к Виклунду. – Вам что-нибудь говорит фамилия Шварц? Эрвин Шварц?
Виклунд отрицательно покачал головой.
– Он англичанин. Во всяком случае, называет себя англичанином.
– Почему вы говорите о нем?
– Он знает пароль. Вышел на наших людей и хочет встречи через неделю. Говорит, что остался один и без связи. Служит в Имперской палате печати, кажется, переводчиком… Хотя нет, он курирует группу переводчиков. Сказал, что располагает прямым контактом в лейпцигской лаборатории Гейзенберга.
– Это интересно. – Виклунд закурил. Он слышал фамилию Шварц, догадывался, что под ней скрывается агент «Интеллидженс сервис». Ему также было известно, что в Лейпциге оголилась сеть. Однако, поразмыслив, он не стал говорить об этом Хартману, так как любые сведения из лаборатории Гейзенберга стоили риска, за них заплаченного. Политический вес такой информации равнялся национальной независимости, а потому, затянувшись, Виклунд тихо произнес: – Но будьте осторожны. Я наведу справки.
– Хорошо. Я встречусь с ним через неделю.
Став посредником между СИС и Хартманом, Юнас Виклунд не взял на себя функции завербованного агента, оставаясь гражданином своей страны