Тимош и Роксанда. Владислав Бахревский
И очень спокойно, очень устало закончил: – Поэтому жить мы будем просто.
Утром явился к гетману Куйка.
– Смилуйся, гетман!
– Опохмелялся? – спросил Богдан мрачно.
– Ни капли в рот не брал! – перекрестился Куйка. – А если запах, так это со вчерашнего.
– Садись! – пригласил Богдан казака за стол. – Голова соображает?
– Да как сказать, – замялся Куйка, – соображает.
– Давай, казак, договор заключим, – предложил гетман.
– Это какой же?
– А чтоб не пить проклятого вина, не пить, покуда не добудем свободы Украине.
– А что? – обрадовался Куйка. – Я согласен. Только как с праздниками быть? На Светлое воскресенье не выпьешь – казаки за басурмана примут.
– По праздникам разрешается, – согласился Богдан. – У меня тоже есть оговорка. С послами приходится чашу пить, здоровье государей.
– Ну, это понятное дело! – в свою очередь проникся Куйка.
– По рукам, казак?
– По рукам, гетман! – но протянутую было руку убрал. – А как проверить, держишь ли ты слово?
– Не будем, казак, проверять друг друга. На то совесть есть.
Ударили по рукам.
17
Чигирин вовремя устыдился веселия своего – Украину мучили голодные корчи.
Голод сгонял людей с насиженных мест, но бегать от всеобщей напасти – все равно что в лесу заблудиться.
Степанида, заброшенная судьбою в Немиров, ушла из города с нищей братией. Нищие чуют голод, как чуют погибель корабля крысы.
Поначалу Степаниду вожаки-странницы пригревали – ее пение давало кое-какой сбор, но вскоре стало ясно: бродить ватагой – только пуганых пугать. Нищие разбились по двое, а Степаниде пары не сыскалось, они шли втроем.
Однажды заночевать пришлось в стогу. В стогу и зимой тепло. Угрелась Степанида, заспалась, а когда пробудилась, то тотчас и поняла: попутчицы бежали, прихватив ее котомку.
Побираться Степанида не наловчилась, собирать милостыню в братстве были свои великие мастера, от нее требовалось молитвы распевать.
За трое суток она прошла два больших села и с полдюжины малых, стучалась в каждую хату, и ни разу ни единая дверь не отворилась для нее.
Степаниде даже в эти мучительные дни в голову не пришло, что еду можно украсть, но у нее хватало силы жалеть и оправдывать людей. Им ведь стыдно не отворять на стук умирающего с голода человека. Только что же поделать: одному дашь – надо и другому дать, а потом сам ложись да и помирай.
Степанида помнила о первых трех днях полного голода, а потом и дни забыла считать.
Однажды ее все-таки впустили в хату, накормили кулешом, и она заснула. Заснула с ложкой в руке.
Проснулась на лавке, от голода.
Хозяйка хаты была молодая, сердобольная. Она снова накормила Степаниду, дала ей на дорогу пару сухарей да пару луковиц.
– Ты ступай шляхом, а на третьей версте свернешь на малую дорогу. Та дорога в имение. Там тебе работу дадут и еду.
Имение, куда послушно приплелась Степанида, принадлежало пану Хребтовичу. Приживалка