Моя шоколадная беби. Ольга Степнова
лицо, даже попу.
«Придет Сытов, пожалеет», – подумала она и тут увидела Сытова со спины.
С каким-то чемоданом он уже подходил к машине. Сытова нагонял страшный мужик с головой, похожей на огромную, голую шишку. В руках у мужика было... Эта штука, из которой по телеку...
– А-а-а! – истошно закричала Кэт, и в нечеловечески длинном прыжке к Сытову налетела на выстрел.
Сытов услышал не выстрел. Он услышал, как кричит Кэт, и ринулся на крик. Она, согнувшись пополам, приземлилась на бок. Лобастый, отбросив обрез, кинулся бежать. Сытов оторвал ее руки от живота, ощутив под ладонями кровавое месиво.
– Сейчас, Кэт, – он содрал куртку, потом рубашку, стал перевязывать ей живот, отрывая от сорочки длинные лоскуты. Она морщилась как ребенок от боли.
– Все, Сытов, не надо, – попросила она, закрывая глаза.
Сытов почувствовал дикий, животный страх. Первый раз в жизни.
– Кэт! – заорал он. Она спокойно открыла глаза. – Не умирай, бэби, – тихо попросил Сытов и заплакал.
– А я думала, ты не умеешь плакать, – улыбнулась Кэт и улетела в небытие.
«... да был ли клад-то?»
Сытов сидел в грязи и держал на руках Кэт.
«... погнался за химерой».
Сытов прижался к Кэт лицом.
« ... а может, „родственник“ был родственником, а домик с крестиком – наивным бабкиным рисунком?»
Он встал и понес Кэт к машине.
«... теперь всем станет известно о его связи с темнокожей детдомовской девочкой, завистливые коллеги начнут смаковать подробности его провинциального приключения, обсуждать степень его вины».
Он остановился и попытался нащупать у нее пульс.
– Она все равно умерла, – громко сказал Сытов самому себе. – Она умерла, а мне еще жить да жить.
Он опустил Кэт на холодную землю.
– Извини, бэби, – прошептал он и побежал к машине. На пути ему попался чемодан, который он прихватил из вагончика. Он отчаянно пнул его, тот раскрылся, и из убогого чрева вывалились грязные рубашки, носки, еще какое-то тряпье и бутылки, много пустых бутылок.
Сытов гнал машину. Гнал с космической скоростью. Он уверял себя, что хочет разбиться. Но его реакции были до автоматизма точны и безошибочны. Мыслей не было, чувств не было, и чтобы не сойти с ума он вслух начал петь, на ходу сочиняя стихи и музыку:
– В стране апельсиновых грез
Живет шоколадная бэби,
Она затоскует до слез,
Услышав про белых медведей.
Не плачь, моя бэби,
Я белых медведей
К тебе приведу,
Я белых медведей
У ног своей бэби
Навек приручу.
И будет пасти моя бэби,
Белое стадо медведей...
На следующий день он вышел в эфир.
Глава первая. Тринадцать лет спустя
«К красному цвету
очень подходит
черный цвет.
Она была в красном платье.
Ей подошел брюнет».