Четвертая стража ночи. Борис Гучков
стрельбу вести из засад
Удобней, когда пустырь.
Газон, бассейн, европейский шарм.
Два стражника у ворот.
Но поле глазасто, а лес ушаст,
И живо зеркало вод…
«Не перестали сниться…»
Не перестали сниться,
Как пух тополей, легки,
Короткие, как зарница,
Младенческие деньки.
Ещё с мальчишеской спесью
В немыслимой вышине
Летаю по поднебесью
Страны, не ведомой мне.
А наяву, старея,
Уж я не пру на рожон,
Влачу судьбу Водолея,
Суровой зимой рождён.
Как лето, наш век недолог.
Забочусь по мере сил
О тех, кому вроде дорог,
А может быть, даже мил.
О детство, лишь ты священно!
Басовой струной звеня,
Январский пурги крещендо
Крестило в ночи меня.
Со вторника до субботы,
С субботы до четверга
Безумные артналёты
Вершила тогда пурга.
С дорог, до весны распятых,
Позёмок ползли ужи…
В холодных пятидесятых
Вы, снов моих миражи!
«Это, верно, было так…»
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали…
Это, верно, было так:
Я на белый свет явился.
Я семь дней уже – не там.
Вот он я – не запылился…
Распелёнутым, нагим
Я лежал, не понимая,
Что родня поёт мне гимн,
Вся по случаю хмельная.
Наклонялись надо мной,
Волосёнки нежно гладя,
Сват, соседка, кум с кумой,
Брат двоюродный и дядя.
А свояк надрывно пел,
Подпевала баба Тома.
Словно буря, «гром гремел»,
Сотрясались стены дома…
Расходились по снежку.
В январе темнеет рано.
И отец, хватив лишку,
Тоже пел про атамана.
И басил хмельной отец,
Потому как выпил сильно:
«Ай да Дуня! Молодец,
Подарила-таки сына!»
Имена
А у матери моей
Имя – Евдокия.
В наше время имена
Не дают такие.
И стыдятся, а чего,
А чего стыдятся?
Евдокией отчего
Нынче не гордятся?
Мчатся годы и века.
Мчится юность наша.
Дуновенье ветерка —
Дунюшка…
Дуняша…
Отец
Рядом в тот миг последний
Не было нас, прости.
Со Сталинграда таился
В теле твоём свинец.
И не преклонным старцем —
Шестидесяти шести
От роду лет шагнул ты
В небытие, отец.
Труженик и безбожник,
Веруя в белый свет,
Знал ты на белом свете
Трудности лишь одни.
Но и война не оставила
На сердце злобы, нет.
В мирные