Пояс Богородицы. Борис Гучков
познанным мною…
«С юной версты не отринувший чар…»
С юной версты не отринувший чар,
В зрелом, степенном, казалось бы, возрасте,
Я сберегаю в душе и сейчас
Более детскости, нежели взрослости.
Но и за сороковою верстой
Знаю одно за собою доподлинно,
Что не смогу пред земной красотой
Ни богохульничать я и ни подличать.
В росности трав отражается мир
Утра селенья мещерского Чинура.
Пред красотой оробею на миг:
Люди! Ну что ж это вы, неучтивые!
Милая отчина с холодом вьюг!
Ты местночтима, но с зимами, с вёснами
Дороги мне и Поволжье, и Юг.
Все наши отчины равноапостольны.
И за красу мне обидно, когда
Вдруг получаю плохое известие:
Где-то ушла из колодца вода,
Химией рощица напрочь изведена…
Всё-таки верится: буду я прав,
И, по-рязански якая, окая,
С запахом смолки и скошенных трав,
Ты не умолкнешь, отчизна высокая!
«На Бáбенку выйду, взойду на Уланову гору…»
На Бáбенку выйду, взойду на Уланову гору,
Где вновь обрету и покой, и господнюю милость.
С душевным волненьем прокатятся спазмы по горлу.
Как всё изменилось! О Боже, как всё изменилось!
Лишь не изменилась Оки голубая подковка.
Стареют дубы, и цветущий безумствует донник.
Направо – мой город, налево – деревня Поповка,
Где есть знаменитой певицы Обуховой домик,
Надежды Андревны с божественным меццо —
сопрано.
Завидуй, поп-дива, учись у неё благородству!
Я завтра, быть может, схожу туда утречком рано,
Я всю, что осталась, с души посдираю коросту.
В заречном тумане громада завода цветмета,
Где в детстве когда-то дубовая роща шумела.
Всё', всё изменилось, лишь лучшая песня не спета,
Которую с детства пропеть моё' сердце хотело.
«Что родился на Малой Мещанской…»
Что родился на Малой Мещанской,
В старой книге я как-то прочёл.
Дом под кронами лип помещался.
Помню гул несмолкаемых пчёл.
И к лицу, и к рубахе он липнет —
Запах лип, что посажены в ряд.
Имя дал нашей улице Либкнехт.
Был он зверски убит, говорят.
Ах, разлуки извечная кара!
Годы службы. Чужие края…
Помню, помню фамилию Карла
Ты коверкала, мама моя.
«Лип» – писала. И липовый запах,
Настигая, бросал меня в дрожь,
И душа устремлялась на запад —
Где ж в Монголии липы найдёшь?
Ведь мечте и моря не преграда.
От тебя, от мещерских лесов
Отделяло меня – это ж надо! —
Целых шесть часовых поясов.
Я любил вас, родные до боли,
В звоне лета и шорохе вьюг:
И Воровского (Вацлава, что ли?),
И Урицкого, и Люксембург.
Были