Конец Пиона. Александр Леонидович Аввакумов
руководителей пригласить тебя для беседы. Вот так-то, Тарасов. Если бы не я и не этот счастливый случай, лежал бы ты завтра во рву с прострелянным затылком. Выходит у тебя сегодня второй день рождения.
Александр промолчал и с жадностью набросился на еду: такой вкусной пищи он никогда не ел.
– А теперь, Саша, слушай меня внимательно, – перейдя на шепот, начал говорить Проценко. – Сегодня вечером вас отправят в Борисов. Там находится наша разведшкола. В дороге ты ни с кем не знакомься и в разговоры не вступай. Наверное, понял почему? В школе веди себя также: там кругом люди, работающие на гестапо, так, что можешь сгореть без дыма. Старайся понравиться инструкторам из числа немцев. Их мнение – главное в школе. Понял? И еще, в школе держись подальше от меня. Что смотришь? Думаю, что так будет лучше и для тебя, и для меня.
Не дав Тарасову что-то сказать, Проценко встал из-за стола и направился в сторону выхода. Проводив его взглядом, Александр быстро доел и, собрав со стола хлебные крошки, кинул в рот.
– Быстрее, быстрее, – послышалась команда. – Закончить прием пищи!
Тарасов надел пилотку и направился к выходу.
– Александр! Как ты себя чувствуешь? – услышал он позади себя голос Проскурина.
– Лучше, Миша, чем ты думаешь, – коротко ответил он.
За дверью столовой выл ветер, от звука которого невольно стыла кровь в жилах. Пустые консервные банки, развешанные по колючке, гремели на разные голоса, вызывая у караульных собак приступы непрекращающейся злобы: они бегали вдоль рядов колючей проволоки и рвались с цепи.
Будущих курсантов построили на плацу и быстро пересчитали. В открытые ворота въехали два грузовика, покрытых тентом. Последовала зычная команда, и все быстро расселись в машинах.
«Выходит, много тех, кто изъявил желание служить немцам, – подумал Тарасов. – Если бы мне раньше сказали, что будет так много предателей во время войны с Германией, я бы никогда не поверил в это».
Несмотря на то, что тент машины едва сдерживал сильные порывы ветра, в кузове было заметно теплее, чем на плацу. Тарасов забился в дальний угол и, удобно разместившись на сиденье, закрыл глаза. От вкусной и сытной пищи его сразу потянуло в сон. Он, то открывал глаза, когда машина попадала в яму или наезжала на кочку, то снова закрывал их под тяжестью налившихся свинцом век. Сколько они ехали, он сказать не мог. От сильного толчка он открыл глаза. Машина, проехав еще метров сто, остановилась. Их высадили на перроне небольшой станции, окруженной лесом. Немецкие солдаты, закутанные в какие-то шерстяные платки, быстро построили прибывших военнопленных и погнали их к «теплушкам». Минут через пять раздался гудок паровоза, и эшелон тронулся.
***
Тарасов сидел в углу вагона с закрытыми глазами. Несмотря на позднее время, он никак не мог заснуть. За стенкой вагона завывал ветер. Дрова в печке-буржуйке почти догорели. Он встал с места и, подойдя к печи, сунул в топку два березовых полена. Вернувшись на место, он снова закрыл глаза.
«Половина задания выполнена. Дня через два я буду в разведшколе. Интересно,