Пожар с юга. Дмитрий Сергеевич Хвостов
шкоду, поэтому Прокопий ненавидел и боялся Фёдора.
– Да ты, Прокопий, ослеп что ли?
– Завтра приходите, видите, я занят, а ещё лучше после Рождества.
– Ты Прокопий, сказки не рассказывай, Осип Иванович велел поверстать парня не стряпая. Да выдать ему сукна на кафтан, да денег подъемных.
– Сукно велю выдать, а денег нет.
– Давно, Прокопий, ты батогов не пробовал. Гладкий стал, да жирный, точно боров какой.
Дьяк даже позеленел от злости. Сорвался на Ивана.
– Ишь, молокосос, молоко на губах не обсохло. В стрельцы он собрался. А как придут татары, в штаны напустишь?
Иван от такой необоснованной обиды, пошёл красными пятнами. Хотел, что то сказать, но не успел.
Фёдор провёл двумя пальцами по усам, глаза его полыхнули, недобрым голубым огнём, и сделал шаг к дьяку, сжимая кулак – свинчатку.
– Что ты, что ты, я же только проверить парня хотел.
– Делай своё дело, дьяк, да смотри, чтобы сукно было не гнилое. Я проверю.
Спустя какое-то время все трое вышли на улицу.
– Ну вот, сын, ты теперь тоже стал царским стрельцом. Не опозорь отца!
– Не бойся, батя, не опозорю.
– Пойдём, кум, к нам обмоем парня.
– Хорошо пойдём. А все-таки Прокопия остерегайся, может он за спиной какую-нибудь пакость учинить.
Глава 2.
Со следующего дня началась служба Ивана. Фёдор Бирюк взял крестника в свою десятню. Но это не значило, что теперь у Ивана начнётся лёгкая жизнь. Бирюк не делал разницы между крёстным и другими стрельцами и спуску Ивану и двум другим новикам не давал. Этих новиков звали Митька Малой и Стёпка Дрозд. Скоро они стали приятелями с Иваном, прямо не разлей вода. Они сдружились настолько, что казалось, готовы делиться друг с другом последней рубахой и последним куском хлеба. Удивительно было видеть вместе столь разных и непохожих людей.
Митька для начальства или Митрий для своих друзей, был здоровенный детина, саженого роста и с широченными плечами. Но его по-детски наивное лицо с широко расставленными голубыми глазами, приплюснутым носом и толстыми, розовыми губами никак не вязалось с необыкновенной силищей в руках. К портрету нужно добавить вечно нечесаные буйные кудри Митрия светло-соломенного цвета. Своими повадками и неуклюжестью Митька напоминал медведя. Он вечно что-то переворачивал, сшибал, во что-то наступал. При этом Митрий страшно конфузился и от смущения становился красным как рак. В насмешку за свой рост и силищу он получил прозвище Малой. При всём притом, был необыкновенно смешлив, весел, любил побалагурить и пошуметь. Были у него и кое-какие недостатки. Любил Митька приврать, и не то чтобы из корысти, нет, так по состоянию души. Вракам его никто не верил, да и как было поверить? То Митька рассказывал, что как-то поймал щуку, а она с ним человеческим голосом заговорила, то сообщил, что поутру, выйдя на крыльцо своего дома, видел шествие ангельское на небе и ангелы ему, Митьке, кивали. В общем, враль был первостатейный, хотя и безвредный. Был у Митрия ещё один