Другое настоящее. Саша Степанова
знала его только таким. А потом, уже после приговора, ей разрешили свидание, и там, глядя ему в глаза, она вдруг поняла, что все правда – он насильник и убийца. Но все равно не разлюбила – продолжала хранить его вещи, даже недопитую банку пива из холодильника не выкинула. Сказала: «Я его еще люблю. Очень сложно, потому что нет вот этой кнопочки: тебе сказали, что он сволочь, нажали кнопочку – и все отключилось. Но не отключается, понимаете?»
Да.
На маленькой площади перед колледжем раскладываются торговые палатки. В динамиках играет бодрая попса, которую я слышала еще дома – она оглушительно звучала из салонов застрявших в пробке тюнингованных «жигулей» и маленьких юрких автомобилей доставщиков суши. Праздник, думаю я. Наверное, день города. В будни – странно… И вдруг, мысленно отсчитав дни от своего приезда, я понимаю, что сегодня суббота, а значит, колледж, скорее всего, закрыт, но если он закрыт, то что тогда мне здесь делать? Я не успеваю как следует испугаться: Джон хватает меня за руку и увлекает за угол, в курилку, а оттуда – к полуразрушенному долгострою на заднем дворе. От здания колледжа его отделяет синий забор, в углу которого обнаруживается дыра – кто-то отогнул металлический лист, чтобы получился лаз, и вот мы уже шагаем к пустынной стройке, и под нашими подошвами хрустит битое стекло, а на площади хрипит все та же песня.
– Товарищ шут! – провозглашает Джон. Его голос звонко разносится по заброшке. – Явитесь!
Он все еще держит меня за руку. Мы ждем. От стены отделяется вихлястая фигура Ильи – он приближается к нам, пошатываясь, как пьяный, но когда на него падает свет из исполинского проема, напоминающего окно бассейна, я вижу засохшую кровь у него над губой и глаз, заплывший в гематоме. Волоча ногу и держась за живот, он не притворяется. Ему действительно больно. Я вскрикиваю. Джон сжимает мою ладонь.
– Принес?
Илья кивает и протягивает мне пакет, истертый сгибами и скручиваниями. Я машинально беру его и заглядываю внутрь: там телефон, тетрадь, с которой я пришла на первое занятие, наушники, книга и кошелек. В углу болтается пенальчик «айкоса». Джон мельком заглядывает тоже.
– Проверь, – говорит он, имея в виду деньги. Я кручу кошелек в пальцах, не открывая. Мои бесполезные дисконтные карты на месте, и так видно. Купюр, разумеется, нет.
– Все в порядке, – говорю я. Блестящий глаз Ильи с кровяными прожилками неподвижно глядит на меня снизу вверх.
– А сумка? – догадывается Джон. – Ты же не с этим убожеством приходила.
– Нет проблем. – Я с легким сожалением вспоминаю о травянисто-зеленом «Kanken» с принтом енотов и ласк, который Март купил для себя и отдал мне после первого «вау» – рюкзак все равно должен был присоединиться к другим подаркам Марта, отданным матери Яны. – Он ничего мне не стоил.
Вырвавшийся у Ильи вздох облегчения согревает мне руку.
– Хорошо, – кивает Джон и поворачивается к нему: – А теперь проси прощения. Твоя судьба зависит от Майи.
По-прежнему