Фотография. Алексей Андреев
, отложил, но куда?! И когда это было – до или после переезда? Переезжали так лихорадочно, рассовывая все подряд, без разбора, по клеенчатым сумкам «друг челнока» и добытым у магазинов коробкам, что потом сами удивлялись, распаковывая, тем неожиданным наборам, что получились. Когда чистое вдруг оказалось с нестиранным, детское – со взрослым, под стопкой постельного затаился Машкин ботинок, к которому по другим тюкам долго и безуспешно искался второй. Когда уже плюнули и стали просто распаковываться – вдруг нашелся в коробке с посудой. Любопытные были сочетания, в самый раз для современных многозначительных инсталляций.
Жена пыталась помочь – тоже рылась, высказывала предположения: может, сюда отложил?.. или сюда? Сама же их проверяла – нет, пусто. Потом он отправил ее укладываться – завтра перед работой ей еще предстояло везти Машку к теще, ровно на другой конец Москвы, на Речной. Теща приехать к ним не могла – зимой из дома почти не выходила, боялась упасть. Два года назад это случилось с ее подругой – и все, встать на ноги та уже не смогла. Тещу это испугало сильно – провести остаток жизни в кровати, сгнивая от пролежней, мучаясь и мучая всех, она не хотела.
Перед тем, как лечь, жена тихо вошла, постояла рядом, нагнулась, потерлась щекой о его плечо.
– Ложись, тебе же тоже рано. Вечером вместе поищем.
– Нет, – помотал головой, – иди, я скоро…
Забрать на несколько дней внучку теща предложила сама. Сказала, чтобы пожалели ребенка, не надо ей еще этого, маленькая. Атмосферы этой, и вообще – детсад на карантине, кто сейчас с ней будет сидеть? Не таскать же ему завтра по всем этим местам ее с собой? И была, конечно, права.
Дочери они сегодня ничего не сказали – не до того было, да и не знали – как? – но она все равно что-то чувствовала – вся сжалась, нахохлилась, как больная птица, и про другую бабушку не спрашивала. Хотя раньше часто приставала: ну когда, когда вернется, она же обещала?.. И без всяких капризов отправилась спать – только свет попросила оставить, сказала: мне страшно.
Решили с дочерью без него – после звонка в больницу он на какое-то время выпал. Механически записал, что ему говорили – во сколько, куда, чего принести, – нажал отбой, беспомощно глянул на жену, которая, услышав его восклицание, прибежала из кухни и теперь стояла в дверях, прижав к груди мокрые руки, поднялся, отвернулся к окну – и как исчез. Вроде что-то отвечал, кивал, но был не здесь. Жена это поняла, замолчала, забрала трубку, заглянула в комнату к дочери, вывалила перед ней еще игрушек, чтобы пока занялась, и закрылась на кухне. А он… он, оглушенный, невидяще смотрел и смотрел на замутненный хлопьями снега проем, словно хотел там что-то разглядеть, да не мог – вдруг ослеп. В голове застряла и крутилась на разные лады только одна фраза, вызывая стылый, трясучий озноб: «в шесть утра… в шесть утра…»
В шесть он еще не спал. Сидел на кухне, дописывал статью… И ни-че-го не почувствовал! Вообще ничего!..
Спустя какое-то время в комнату вновь заглянула жена – постояла, вздохнула, забрала клочок газеты, на котором он все записал, вышла.
Кто-то звонил, кому-то звонила она – телефон приглушенно тренькал на кухне, голос не долетал. А может, и долетал – да он не слышал.
Потом как-то собрался – надо было все же узнать, что предстоит делать и сколько на это понадобится? Говорить ни с кем не хотелось – да просто не мог, так что полез в интернет. Последовательность действий выяснилась сразу, а вот цифры фигурировали настолько разные, что стало понятно – тощей заначки, что лежала на черный день в банке, точно не хватит. Да и банк работает ли – страна теперь праздновала каждые новогодние, как в последний раз – долго и отчаянно. От этого прошиб холодный пот – ведь сам же сколько раз ее убеждал не копить, не откладывать, как другие старики, ни на какие похороны, тратить все на себя, они же сгорают – инфляция! – уж как-нибудь, если вдруг, не приведи, конечно, Господь, справятся – и что ж, получается, врал?! Не справился?! Вспомнил, как она отдала накопленные свои доллары, когда не хватило на ремонт, со словами: «Ну, если справишься, на вот, держи, и даже не думай отказываться – обижусь! Вам нужнее…»
«Господи, как стыдно-то!» – едва не застонал вслух.
Начал в панике прикидывать, у кого бы можно занять? И когда, как успеть? На все про все один день. Заезжать на работу, объяснять, выслушивать – нет! Да и там все такие же, все после праздников… У метро сиял вывеской ломбард, но не факт, что он завтра работает. Да и что туда можно отнести, не представлял, драгоценностей никаких особых в доме не было. Не мельхиоровые же вилки и ложки советской поры – кому они нынче нужны?
Вскочил, принялся осматривать комнату, полки с книгами – тоже мне ценность по нынешним временам, полез в секретер…
За этим его и застала жена.
Оказалось, она уже об этом подумала. Подсчитала, что есть – пока немного. Но сейчас еще дети привезут – на завтрашнее, вроде, должно хватить. Сын, кстати, сказал, что одного его не отпустит – поедет с ним. Везде, куда надо. А на послезавтрашнее она возьмет у мамы – та только что перезвонила – сначала, как узнала, говорить не могла, расплакалась, – и сказала, что у нее дома лежит пятнадцать