Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль. Владимир Сорокин
в горшок Фокина.
– Неа.
– Чего – неа? Вон, понос, жидко совсем. Иди. Руки надо мыть перед едой.
Фокин разбирал запутавшиеся помочи.
– Господи, перекрутил-то! – Вошедшая нянечка стала помогать ему. На горшках остались шестеро.
– Ну как, Алексеев?
Алексеев молча теребил сбившиеся на колени трусы.
Одна из девочек громко кряхтела, уставившись расширенными глазами в потолок.
Бритоголовый мальчик громко выпустил газы.
Людмила Львовна улыбнулась.
– Вот, Алексеев, бери пример с Купченко!
Две девочки встали. Потом встал бритоголовый, потом ещё один. Сосед Алексеева тужился, сцепив перед собой руки.
Людмила Львовна достала из кармана халата часы.
– Самая быстрая группа. Первая, так та сидит, сидит… Гершкович разревётся, как всегда… У тебя бак готов?
– А как же.
Нянечка открыла шкаф, вытащила большой алюминиевый бак с красной надписью:
ДЕТСАД № 146
ВНИИМИТ
НОРМАТИВНОЕ СЫРЬЁ
Сосед Алексеева встал, с болтающимися у колен штанами проковылял с помоста:
– Я всё, Людмила Львовна.
– Ну, иди.
Вытянув руку, Алексеев ковырял застёжку сандалии.
– Что, один остался? – улыбнулась нянечка, снимая крышку с бака.
– А он всегда до последнего сидит.
Людмила Львовна зевнула, подошла к окну:
– Алексеев, у тебя мама во Внуково работает?
– Она инженер.
– Но во Внуково?
– А я не знаю. Она билеты проверяет.
– Ну так, значит, во Внуково.
– А я не знаю.
– Ничего ты не знаешь.
Нянечка вынула из шкафа ведро и крышку.
– Ну что, не покакал, Алексеев?
– Так я ж не могу и писать и какать вместе.
– Тогда сиди.
Нянечка, придерживая содержимое горшков крышкой, сливала мочу в ведро, а кал вываливала в бак.
– Кто-то обманул. – Людмила Львовна заглянула в пустой горшок. – Кто же сидел здесь?.. Покревская, наверно.
– За всеми не усмотришь.
– Точно. Алексеев! Видишь, что ты мешаешь? Сколько можно ждать?
– Но я какать не хочу.
– Не будешь рисовать сегодня.
– А я и рисовать не хочу.
Людмила Львовна остановилась перед ним, вздохнула:
– Вставай.
С трудом отлепив зад от горшка, Алексеев встал.
В горшке желтела моча.
– Иди. Тошно смотреть на тебя. И чтоб к карандашам не притрагивался! Будешь цветы поливать.
Алексеев подобрал штаны, глядя на работающую нянечку, стал застёгиваться.
Нянечка выплеснула мочу из его горшка в ведро:
– Так и не выдавил ничего, сердешный.
Людмила Львовна заглянула в бак:
– Тогда минут через десять я первую приведу.
– Ладно.
Алексеев издали посмотрел в бак и вышел за дверь.
– Прелесть какая, – Марина провела рукой по Викиной груди, – действительно стоит. Чудо.
Голая Вика сидела на