Ручей. Михаил Зайцев

      Внезапный дождь слепой, а вроде зрячий,

      Застал меня среди деревьев дачных,

      Когда я рвал смородину в бидончик,

      Чтобы лепить вареники для дочки.

      Я даже не успел моргнуть и глазом —

      Смородина и дождь упали разом

      На землю; покатились, запылились

      И, глядя друг на друга, притаились

      У мяты распустившейся, но мята

      Тут ни при чем, она не виновата.

      Хотя… она – любимица супруги,

      Они с ней неразлучные подруги.

      Ах, женушка моя, как славно это,

      Что ты мне дочку подарила летом,

      Далеким летом, а теперь для дочки

      Я рву смородину блестящую в бидончик.

      И дождь шумит доверчивый и зрячий

      Над нашей улыбающейся дачей.

      По невидимому следу

      Деда, прадеда, отца

      Я иду по белу свету,

      Глаз не пряча и лица.

      Вот и стал я нынче дедом,

      И мечта моя добра:

      Пусть за мной шагают следом

      Сын, и внук, и прапрапра…

      Буду долго смотреть на багряный закат,

      На шумящую рожь под наплывами ветра,

      На березку поодаль на голом бугре,

      На мерцающую в полумраке деревню.

      Слышать песни крестьян,

      Слышать гром вдалеке

      И полет улетающих к югу пернатых,

      И детей лепетанье, и крики ворон,

      И шаги Командора уже за спиною.

      Еще раз погляжу на багряный закат,

      На дорогу, березку, деревню, пернатых…

      И как будто бы камень с груди упадет —

      Станет сердцу легко,

      Так лишь в детстве бывало.

      День раскаленный клонится к прохладе,

      Душе желаемой и молодой.

      И сумерки густеют на веранде,

      Где я сижу над скудною едой,

      Один как перст! И это счастье, право,

      На жизнь смотреть чуть-чуть издалека

      И улыбаться грустно, что держава,

      Как и семья, не очень-то крепка.

      Но, боже мой, как я люблю Россию!

      Но, боже мой, как я люблю семью!

      Я даже рифмовать их не посмею,

      Они всегда со мной, всегда в душе.

      В чистом небе, над темной рекой

      Реет белая птица без имени-отчества,

      Не дотянешься к ней ни стрелой,

                                              ни рукой,

      И назвал я ее: Одиночество.

      Белой