Гипсовый трубач. Однажды в России. Юрий Поляков
документами, да потянуло домой…
– А чем же все кончилось? – тихо спросил Кокотов.
– А чем все кончается? Анфиса сначала не могла себе этого простить, выгнала психоаналитика, ждала, что муж вернется, что он где-то рядом затаился, ходила по округе и расклеивала, точно объявления об обмене, бумажки, написанные от руки Мишкой: «Папа, вернись! Мы тебя с мамой очень любим!» Надеялась, муж руку сына узнает, расчувствуется и простит.
– Вернулся?
– Нет. Исчез. А вскоре я прочел в «Коммивояжере» заметку, что на загородном шоссе, по которому ездил на службу и обратно Грачев, нашли тело мужчины, подорвавшегося при попытке установить мину на пути следования министра обороны. Тело неудачливого террориста, особенно лицо и руки, имело следы страшных, но уже заживших ожогов…
– Вы сказали об этом Анфисе?
– Нет, конечно. Она до сих пор надеется. Ну, за русского офицера!
Они молча выпили.
– Пошли ужинать! – строго распорядился Жарынин.
Глава 16
Пан Казимир и его сыновья
По пути к пище соавторы встретили доктора Владимира Борисовича, настолько подавленного, что даже его казачьи усы поникли. На осторожный вопрос про обстановку над Понырями он безнадежно махнул рукой и ушел скорбной поступью пораженца.
Проходя мимо стола, за которым сидела Ласунская, соавторы задержались. Великая актриса, одетая в бархатное платье вишневого цвета и розовый тюрбан, величественно ела. Перед ней на китайской тарелочке лежал аккуратно нарезанный на кусочки шоколадный батончик с беловатой начинкой.
– Марципаны любит страстно, до безумия! С детства. Ради этой миндальной дряни готова буквально на все! Генерал Батюков, ее любовник, истребитель гонял в Берлин за свежими марципанами! – успел нашептать Жарынин, дожидаясь, пока Вера Витольдовна наконец их заметит.
Дождавшись внимания, режиссер и писатель раскланялись и представились, в ответ она, приветливо поморщившись, едва кивнула. Однако ее неудовольствие было адресовано не им, а скандальным ветеранам за соседним столиком. Два старичка громко и непримиримо спорили об останках Ильича.
– Заберите из мавзолея эти исторические консервы! – басил крупный бородатый дед в бежевой вельветовой куртке с замшевыми заплатами на локтях.
– Это не консервы, а материалистические мощи, рожденные мощью человеческого разума! – отвечал сухонький лысый старик, одетый в ветхий концертный пиджак.
– Объяснитесь, милостивый государь! С каких это пор мумия стала мощами?
– Вы все равно не поймете. Ленин – пророк позитивизма. Он лежит там, где ему положено, в храме безбожия, и не смейте трогать его! Он принадлежит истории.
Отвечая на изумленный взгляд Кокотова, Жарынин тихо объяснил, что за вождя мирового пролетариата заступается известный виолончелист Бренч, погубленный интригами Ростроповича, а выноса тела требует герой «бульдозерной выставки» живописец Чернов-Квадратов.
Болтянский,