Стража Лопухастых островов. Владислав Крапивин
держал ее в левой руке, а правой, в которой лупа, не спеша, метр за метром, сматывал вниз киноленту. То перед собой, то перед Степкой. Лента щекочуще скользила по Игиным ногам и кольцами ложилась на пол. Чтобы не растоптать ее, поставили пятки на сундук. Степкино забинтованное колено забелело совсем рядом. Бинт был еще свежим, от него пахло аптекой. «Ну, как нога, не болит?» – хотел спросить Ига, но тут же забыл. На киноленте два мальчишки в газетных треуголках сражались деревянными шпагами. Мушкетеры! Третий, видимо снимал…
Но кое-где они появлялись и втроем – наверно, снимали со штатива или просили кого-то. Вот они, тощие, в широких черных трусах, ныряют с мостков. Брызги столбом и белые вспышки солнца в брызгах! Вот раскидали на траве автомобильные камеры, сколачивают из досок каркас, мастерят корабль. Надутые камеры – такие же, как та, которую тащил недавно Лапоть… Ига вдруг поймал себя на ощущении, будто смотрит кадры не с давними пацанами (которых уже и на свете-то нет), а с нынешними – Пузырем, Соломинкой и Лаптем!
Тайная связь времён?
Шевельнулась почему-то память о хрупкой Конструкции с чутким маятником. «Такки-так…»
А вот опять крупные планы. Портреты. Теперь уж не спутаешь, кто из них кто. Потому что над плечом у каждого, на досках забора, – нацарапанные мелом буквы. «Вилька-Арамис» (это и правда тот, светловолосый). «Борька-Атос» (это курчавый). А вот еще один, веснушчатый, в сидящей на ушах военной фуражке, «Юрка-Портос». Портосу полагается быть упитанным и крепким, а этот с тонкой шеей, узкими плечами. Что поделаешь, толстого в компании не нашлось. Как и д’Артаньяна. Вместо него мелькнул пару раз босой пацаненок в полосатой рубашонке и бескозырке с надписью «Марат». То на качелях, то по щиколотку в луже. Пригляделись и стало ясно – семилетний Валька Клин…
– Вот Валентин Валентиныч обрадуется!
Степка спросила:
– А как ты думаешь, у него есть аппарат, чтобы посмотреть это кино? Чтобы все двигалось…
– По-моему, есть. Кажется, я видел на полке старинный кинопроектор. Похоже на смесь швейной машины и подзорной трубы…
– А давай пойдем к нему сейчас!
– Ну… давай сперва досмотрим до конца.
На последних кадрах опять был корабль из камер, а еще – большая, размером с газету бумага с непонятными рисунками. Трое разглядывали ее сдвинувшись головами. А потом головы раздвинули, и бумага – во весь кадр. Похоже, что самодельная карта. После этого – еще портрет Юрки-Портоса, похожие на бурых медуз пятна и всё, конец…
– Пойдем? – опять сказала Степка.
Вот неуёмная! У Иги после всех хождений постанывали ноги.
– Степка, мы ведь обещали Валентинычу, что отнесем утюг в музей. Неудобно соваться, пока не отнесли…
– Да вот он утюг-то, рядом с самоваром!
– Но музей-то закрыт!
– Значит, мы не виноваты! Так и скажем!
– Оправдываться нехорошо. Будто все равно виноваты. Лучше подождем, когда вернется директор. Всего-то три дня…
Степка хотела, кажется,