Сквозь любовь и печаль. Виктор Брюховецкий

      Высоко в горах туман.

      Облака клубятся – выше…

      Я впервые в жизни вижу

      Как бушует Океан.

      Вот он, свой смиряя бег,

      Бьет в гранит тугой волною

      И дымится под скалою.

      И вот так – который век!

      Верность берегу хранит.

      То спокоен,

      То бунтует…

      И настойчиво шлифует

      Неподатливый гранит.

      Вот и смолкла песнь и певец давно

      Чистит клювом грудь, все равно, что фрак,

      А уже идет по тропе темно

      И с полей к садам подступает мрак.

      Не бренчит кольцо, не скрипит журавль,

      Вдоль сухих плетней стали сосны в ряд.

      В синем омуте крепко спит голавль,

      Да на дне реки две звезды горят.

      Меж кривых коряг стелет шелк трава,

      Словно девичьи косы длинные,

      И течет вода, говорит слова

      Все старинные да былинные.

      Окуну ладонь, раз и два раза…

      А была ли ты, сила вешняя!

      Упаду в траву, распахну глаза,

      Потечет в зрачки темь кромешная.

      И бездонные так наполнятся

      Черной пропастью, звездным крошевом!..

      Жаль не сбудется все, что вспомнится,

      Не воротится то, что брошено.

      Рассеивая мрак, и, отрясая лист,

      Морозцем первым выстелив дорогу,

      Приходит срок.

      Я обращаюсь к Богу

      И говорю, что я душою чист.

      Смотри, Господь, дела мои не громки,

      Я понимаю, как непрочна нить,

      И я прошу Тебя повременить, —

      Дай мне дойти до той конечной кромки,

      Где, ощущая время за плечами,

      Прозрел бы я и начал собирать,

      И, собирая, столько взял печали,

      Чтобы не страшно было умирать.

      Тяжела моя кровь, я уже устаю

      Каждый раз поднимать ее выше и выше,

      Но на вашу ни в жизнь не сменяю свою,

      Даже если у вас она чище и жиже.

      Вам легко ее гнать, ваша кровь голуба,

      Успевает везде, все углы омывает,

      Это значит: досталась такая судьба —

      Не болит, не щемит, и дыханья хватает.

      Можно просто идти, веселиться и петь,

      Или просто лежать, не страдая, не каясь,

      И смотреть, как паук вяжет ловчую сеть,

      И пророчит вам счастье, в ладонь опускаясь.

      Можно все. Можно просто стоять и орать,

      Серой выпью уткнув нос в болотную кочку.

      Можно все, одного не дано – умирать

      Всякий раз, как допишешь последнюю строчку.

      Не в том беда, что счастьем обнесли,

      А в том, что мне

      Все чудится, и мнится

      Покрытый ковылями край земли,

      И над землей кружащаяся птица.

      Не тот ли это беркут, что давно

      На камни черствые просевшего дувала

      В рассветный час, когда еще темно,

      Когда еще рассвета покрывало

      Чуть поднято, упал с небес. Горбат!

      Он был суров, а я был очень молод,

      Я был дитя, я был не виноват,

      Что по степи ходил в то время голод…

      Меня отец от птицы защитил.

      А беркут мне на жизнь мою оставил

      Свое перо, чтоб я писал и правил,

      И к солнцу поднимался, и кружил…

      Уронил мне беркут перо

      Маховое, самое то.

      Я принял его как добро,

      Чем еще не владел никто.

      Не