Книга обстоятельств. Олег Юрьев

      Яблоки в несильных пощечинах, внутри яблонь – сухой темный ветер: падает с ветки на ветку, вскарабкивается, обрывается, снова подтягивается.

      Швейцарская поречка, пронзительно-алая, какой не видал я по западным и южным русским рекам. Ветер вокруг нее неподвижен – он, как заворот стекла, такого ясного, что почти уже затуманенного.

      Боярышник швейцарский, в каждом мельчайшем прорезе, в каждом тончайшем вырезе до такой степени высвечен-высечен, что почти уже стемнел и потуск. Ветер стоит у него под ветвями, на манер подпорки, и не шевелится.

      И наконец, дерево неизвестно какое – днем оно не пахнет, а ночью его не видно.

      …А черешня, за оградой уже, сползая со склона вытянутой дрожащей ногой, начинает вдруг колотить всеми своими растопырыми ветками – как бы из растения-дерева превращается в некоторое животное, бешено отряхивающееся. Потом всё разом утихает. Удивленно ищешь вокруг ветер с такой странной и быстрой геометрией крыла, пока не замечаешь: без животного всё же не обошлось. Оно сидит внутри черешни и время от времени трясет ее ветки маленькими белыми руками…

      Снизу, со склона, безостановочная коровья музыка. На неподвижных коровьих шеях с той или иной силой болтаются ботала.

      В заднем углу косо-выпуклого стеклянного бока – пыльного, златопыльного – слепо алеет шарик, слеплен из пыла. Как поезд ни ускоряется, шарик не отстает: осветить, однако, ничего не умеет.

      В кресле рядом – толстая девушка, по виду рыжая швейцарская эскимоска с западных озер, смочила два пальца в дырочках носа и увлажнила себе прическу.

      Под шариком на выпуклых облаках лежит свет – точнее, скользит вслед за поездом, слегка отставая и оплывая. И ничего не освещая.

      Девушка беззвучно пощелкала пальцами под столиком, как бы освобождаясь от излишних капель, и вложила их в книгу «Доктор Живаго» на французском языке.

      Низ облаков уже темен, как бы отягчен темнотой, идущей от земли в небо. Скоро она съест облака, и свет над ними, и пылающий шарик над ним – всё небо осветится земной тьмой.

      Девушка с заложенной двумя пальцами книгой будет смотреть в полярную ночь, просеченную сверкающими проводами – пока вдруг несчетными голубыми снопами не вспыхнет обоесторонне Берлин, восточная столица севера.

      На пляже было так холодно, что немцы купались одетыми.

      Вода от недавнего дождя увязает на листьях полупрозрачными сгустками. Елки похожи на расшнурованные кипарисы (и обратное верно). В полосатых полупалатках полулежат отдыхающие в полушубках и читают скрипящие суперобложками книги. Рядом стоят собачки с длинной бахромой по бокам.

      В дюнах, перевитых блестящей травой, качается старый ветер.

      Вдоль