Случай в зелёной зоне. Как я не сел в тюрьму и что для этого пришлось мне сделать…. Александр Витальевич Петербургский
коридора табличке. Спутать я не мог, это был тот же следователь, что снимал с меня показания на даче. Видимо, опасаясь, что я несколько его подзабыл, представился полным именем вновь и, проверяя на сколько я с ним откровенен, попросил полным именем представиться и меня.
Ничего особо примечательного, с виду гражданин, как гражданин. Блондин. Сероглаз. Уши как уши, голос, как голос. И я, отложив все эти данные в копилку своей памяти, в очередной раз представился тоже. Заполнив обязательные в данной ситуации «Имя. Фамилия. Отчество», следователь с видимым удовольствием отложил ручку, помассировал пальцы и приготовился слушать.
О чём? О чём я захочу. Желательно о соседе. О его кончине. И если Николая Ивановича отправил на небо всё же не я, то какие-то предположения у меня имеются наверняка, и Рудольфу Петровичу они весьма интересны. Но прежде – как я на Райхертовой даче оказался, как проник, что побудило.
В который уже раз, я честно ответил, что проник через калитку. Привлёк меня горевший в неурочное время электрический свет. Обеспокоенный, не случилось ли чего, я отодвинул задвижку калитки!..
Не последним побудительным фактором была и реальная возможность занять у Райхерта стольник, но это было дело только моё и его, так что Рудольфу Ивановичу о несостоявшемся стольнике я скромно умолчал.
…Нет, ночью ничего не слышал и не видел – спал. Хотя свидетелей последнему утверждению, к сожалению, нет.
Для значимости я мог бы и приукрасить. Припомнить, как на протяжении ночи ураганный ветер раскачивал верхушки деревьев, как где-то выла собака (а может статься, волк). Как я в невыносимых подобных условиях боролся с желанием подняться с постели, и, в конце концов, не встал.
Но компания и место не соответствовали, и я в очередной раз поклялся, что на протяжении всей ночи спал один. С полуночи с тринадцатого и до восьми утра четырнадцатого постель не оставлял. На крыльцо выскочил в районе девяти, когда терпежу не стало вовсе. И только тут. Закончив все дела, подняв счастливый взгляд, упёрся им в сиявшую электричеством дачу соседа. Слегка обеспокоившись, отворил калитку, продрался сквозь живую ограду. И тут меня под белые руки и взяли.
Во сколько приехал сосед? Не знаю, не следил. Тем более – во сколько он умер. Когда я вошёл, эксперт с врачом «скорой» как раз по этому вопросу и препирались.
Казалось – пустяки. Труп свежий, вот, не вертится, лежит. Эксперту с его набитым чемоданом на подобное ответить, что высморкаться. Но этот с позволения сказать эскулап, как записной волокитчик, начал «мекать», «бекать». Ссылаться на скудность данных, так как наружных повреждений на незабвенном Николае Ивановиче обнаружено не было, посему тест на свёртываемость крови, на который эксперт так рассчитывал, применить не удалось.
Если бы меня об этом спросили на месте, тогда, я бы предложил оттолкнуться от окоченения. Что с ним делать, я точно не знаю, но из своего богатого