Ястребиная охота. Хоккей – это жизнь. Любовь Сушко
его пожалеть надо, вон как мечется, старается, и все прахом. А если ты его покусаешь, он еще злее и ядовитее станет и тоже потом кого-нибудь покусает, ты же сам его Бульдогом назвал. А мы с тобой мирные люди – звери, хотя Бронепоезд наш стоит на запасном пути…
– Уж не собираешься же ты его спасать и за ухом у него чесать, – осторожно спросил я у Алины.
– Не собираюсь, конечно, у меня для этого есть ты, ведь укусишь такого поэта, потом бешеным станешь, что мы с тобой делать будем, усыплять жалко, а придется.
Наверное, Алина меня убедила, потому что кусаться как-то расхотелось. Осталось надеяться только на то, что он к нам не заявится. Ведь если такое случится, то я за себя не отвечаю, пусть меня усыпят, но зато я избавлю и Алину, и поэзия от такого вот стихоплета, а на миру, говорят, и смерть красна. А может и обойдется, скоро хуккей начнется. Тогда Алина забудет про поэтов, а хуккисты – хорошие ребята, они собак любят, вон как искал Жердев свою собаку, всю команду на уши поднял, когда она от него сбежала, а может ее украли, чтобы выкуп потребовать, этого я точно не знаю. Но только с поэтами собакам не повезло, странные они какие-то, точно не от мира сего.
Когда раздался звонок в дверь, я на всякий случай бросился туда раньше Алины, вдруг к нам поэт пожаловал. Но там стояла соседка баба Маша с пирожками, а не злой и голодный поэт – это хорошо, значит, подкрепимся и кусать пока никого не надо. Ведь хорошо все, что хорошо кончается, хотя бы в этот вечер.
Глава 8 Беда не ходит одна
Лето заканчивается рано или поздно, а вот то, что беда одна не ходит, так Алина говорит, я в том тоже убедился. Как только все стали ждать прихода нового сезона хуккейного, так все и началось. Объявил Макс, кто он такой не знаю, Алина его так называет, так вот он объявил, что Арена наша закрывается на ремонт.
Как это закрывается? Алина так на меня посмотрела, как будто это я в стене дыру пробил и поломал там все, что поломать можно. А я ж ни в чем не виноват.
Нет, я там был, конечно, даже чуть не заблудился, помнится, но дворец такой громадный, что там и слон наверное бы не управился, чтобы его разрушить, а я тогда еще совсем маленьким был, только тренера Назара укусил, а больше ничего не ломал, вот честное собачье слово. И все равно под лапой засосало, я понял, что все будет значительно хуже, чем думалось сначала. Вот что теперь будет, если еще всю зиму у нас хуккея не будет. Надо будет лететь куда-то, а меня в самолет не пустят или прививками заколют так, что сам лапы протяну. Или оставят с кем-то тут, а это уже никуда не годится.
В общем, я сразу понял, что стану виноват во всех бедах, а если она меня еще и бросит или кому-то отдаст.
В общем, взвыл я так жалобно, что соседи по трубе застучали, они там все больные и уверены, что я вою к покойнику. Примета у них такая есть, бабка начинает мне в ответ выть. А объяснить ей про то, что если кто-то помрет, так это буду я сам, а не они, не могу я, потому что все понимаю, а слова