Атлант расправил плечи. Айн Рэнд
что он так хорош. Нельзя наказывать за способности. И если можно посчитать это справедливым, тогда уж лучше сразу начать уничтожать друг друга, поскольку в мире более не останется никакого права!
Конвей не отвечал. Он только смотрел на нее беспомощными глазами.
– Если мир действительно таков, как можно жить в нем? – спросила она.
– Не знаю… – прошептал он.
– Дэн, неужели, по-вашему, это действительно справедливо? Скажите откровенно, от самого сердца, неужели вы считаете это правильным?
Конвей закрыл глаза.
– Нет, – проговорил он. А потом поглядел на нее, и Дагни впервые заметила, что взгляд его полон боли. – Именно это я и пытаюсь постичь, сидя здесь. Я понимаю, что должен считать такое решение правильным, только язык мой не повернется сказать такое. Я вижу каждую шпалу, каждый семафор, каждый мост, помню каждую ночь, которую провел, когда…
Он уронил голову на руки:
– O боже, насколько же это несправедливо!
– Дэн, – проговорила она сквозь зубы, – сопротивляйтесь.
Конвей поднял голову и посмотрел на нее пустыми глазами.
– Нет, – проговорил он, – это неправильно. Я просто эгоистичен.
– Ах, эта тухлая чушь! Вы же знаете, что это не так!
– Не знаю… – Голос его был полон усталости. – Я сижу здесь, пытаюсь что-то понять… И более не знаю, что справедливо, а что нет…
Он добавил:
– Не думаю, чтобы это было мне интересно.
Дагни вдруг поняла, что все слова теперь бесполезны и что Дэн Конвей никогда более не станет человеком дела. Она не знала, что именно заставляет ее думать так, и с недоумением произнесла:
– Но вы еще никогда не сдавались без боя.
– Да, не сдавался… – В голосе его звучала тихая и полная безразличия горечь. – Я сражался с бурями, наводнениями, горными обвалами и трещинами в рельсах… Там я знал, что нужно делать, и мне нравилось бороться. Но такого рода сражение… В таком бою мне победить не удастся.
– Почему?
– Не знаю. Кто может сказать, почему мир таков, каков есть? И вообще, кто такой Джон Голт?
Она вздрогнула:
– Тогда что же вы собираетесь делать?
– Не знаю…
– То есть… – она умолкла.
Конвей понял, что она хочет сказать.
– Ну, дело для меня всегда найдется…
В голосе его не было уверенности.
– Насколько я понимаю, закрыть для конкуренции собираются только Колорадо и Нью-Мексико. У меня остается еще линия в Аризоне… как и двадцать лет назад, – добавил он. – Мне будет, чем заняться. Я начинаю уставать, Дагни. У меня не было времени замечать это, однако я устал, можешь мне поверить.
Ей нечего было сказать.
– Я не намереваюсь строить новую линию через пришедший в упадок регион, – проговорил он прежним безразличным тоном. – Они хотели вручить мне такой вот утешительный приз, но я думаю,