Я тебя помню. София Иванова
маленькие розочки нежно-розового цвета. Мило и не пошло.
Подъехал к Эклеру в 18:30…раньше…хотел ждать ее. Когда вошел, понял, что Олеся уже здесь. Она сидела спиной ко входу, в углу кондитерской, и смотрела задумчиво в окно.
– Здравствуй, Олеся. – сердце ухнуло вниз, когда она повернулась и обратила на меня свои большие карие глаза. Я утопал в них, я сходил с ума от них, они вызывали пожар в душе, в сердце и даже в моем разуме.
– Привет. – ответила холодно, но волнение выдавало то, как дрожали ее руки. Она скрепила их в замок и буквально ломала свои пальцы.
– Это тебе. Цветы, – наклонился и легонько коснулся носом нежной кожи возле уха, я почувствовал запах ее волос, жар ее тела, то как напряглась жилка на шее.
– Спасибо, они прекрасны, правда, мне такие никогда не дарили. – щенячьи глаза выдавали такой восторг от простого букета. В моих штанах стало тесно. Разум поплыл, от близости, от запаха, от эмоций, я скучал. Да, черт возьми, я не скучал, я подыхал от тоски. Неужели ее муж не дарит ей цветов?
– Я рад, – не скрыл эмоций, нежно улыбнулся и поправил ее прядь волос, заправив за ухо.
Моя девочка покраснела, не отпрянула, не сбежала, но краска залила лицо.
– Садись, Даня. Ты ведь хотел поговорить, а я хотела вкусный чизкейк. – хитро и мило прищурилась, кусала губы. Я понимал, что нервничает.
– Отлично, – сказал с щедрой улыбкой. – Принесите, пожалуйста два черничных чизкейка и два кофе, черный без сахара.
– Ты помнишь? – удивление отразилось на ее лице.
– Конечно, я жил этой памятью, – протянул руки через стол и заключил ее пальцы в свои, такие холодные, поднес к губам и поцеловал. – Я умираю без тебя, моя девочка.
– Прекрати, – зло прошипела и оторвала руки, без них стало пусто, как будто ее пальцы давали мне тепло и уют, а теперь стало холодно.
– Черт, ты серьезно? – сказала это со злым удивлением. – Ты понимаешь, что опоздал на девять лет? На ДЕВЯТЬ долбанных лет? – сказала четко, каждое слово, чтобы они вбились гвоздями в мою грудь и в мою голову, чтобы дошло до сердца и там отразилось осколками по всему телу. Больно, сделала больно.
– Понимаю. Но я до сих пор помню, какая ты.
– И какая же? Ну? Ответь? От какой, "такой" ты ушел? Какую выкинул, как ненужную собачонку? – она взрывалась, тихо кричала, почти шепотом, но это был крик, крик ее боли. От этого мне было больней в тысячу крат.
Наклонился к ней и произнес прямо в губы:
– Какая ты громкая и вкусная, – шепотом, произнес сладким шепотом, уже хотел ее прямо на этом столе, прямо среди этой кондитерской. Плевать на всех: на людей, работников, прохожих за окном, хочу разложить здесь и сейчас, и снова выбивать громкие стоны из ее губ.
Покраснела жутко, ее щечки просто залило краской, а глаза расширились, дыхание сорвалось.
– Ну круто, что. Ты не знаешь кого трахнуть, Дань? Иди к Мирославе!
Брезгливо поморщился, прямо в точку, туда где ноет.
Она вскочила и побежала к выходу. Ну уж нет, девочка, не сегодня.
– Стой! – догнал на улице у входа, резко за