Гений, или История любви. Татьяна Веденская
виде.
Вернее, скажем так, Ингрид хотела славы. Она больше не желала просто быть чьей-то женой, она больше не желала разделить судьбу своей матери. Она хотела, чтобы говорили о ней, а не о ком-то еще и чтобы на встречах именно она была главной в списке.
Конечно, бизнесмена было жаль. От него она могла получить много пользы, но ведь оставалась квартира, оставались продюсеры, наработанные связи. Даже отснятый материал для клипа и права на одну песню. Но все это вскоре стало неважным, потому что Ингрид встретила Готье.
Их отношения продолжались уже больше года, и иногда Ингрид задумывалась над тем, какого рода это были отношения, и были ли это вообще отношения. Что-то было, это безусловно, это неоспоримо. Были нелепо короткие ночи, были поразительно длинные дни, когда она ждала его. Она, которая вообще никого никогда не ждала и которая терпеть не могла никакие рамки и ограничения. Были короткие моменты странного, необъяснимого счастья, такого сильного, что она чувствовала, что может от него умереть.
– Что ты, сумасшедшая? Как можно умереть от счастья? Чудовищно и банально, знаешь. Как «слиться в поцелуе на фоне заката, когда теплые океанские волны лижут песок». Ты пробовала когда-нибудь лизать песок? – смеялся Готье, запутывая руками ее длинные волосы.
– Ты хуже жвачки, которая прилипает, – после тебя волосы вообще невозможно расчесать.
– Самые солнечные волосы в мире, – говорил он, с сожалением убирая пальцы. Он их любил, говорил, что таких сияющих рыжих волос просто не бывает и что за них он готов поставить памятник какому-нибудь Менделееву – за создание науки химии, которая дала миру такие прекрасные красители.
– Это мой натуральный цвет, – возмущалась Ингрид. Хотя, конечно, это были специальные составы, ее мать присылала ей из Германии. Натуральный цвет! Самое сложное в работе «красивой женщины» – выглядеть натурально. От Ингрид и в самом деле падали в обморок все мужчины – от двадцатилетних до семидесятилетних. Но не Готье. Он любил ее волосы, однако это совершенно ничего не меняло. Ингрид была совершенно уверена в том, что он ее не любит. Он вообще никого не любил. Никого и ничего, кроме своих безумных снов, мыслей, в которые проваливался, как в параллельную реальность. Он ценил только мир звуков, от которого действительно был без ума.
Это-то и было самым сложным – смириться с тем, что, как бы ты ни старалась и каких бы успехов ни добилась, ты остаешься номером «два», что совершенно Ингрид не устраивало. Она пыталась бороться. Безуспешно старалась вызывать в нем ревность, приводила ухажеров, тех же продюсеров, показывала свою значимость, кричала и требовала, когда не оставалось терпения, но Готье было все равно.
– Иня, мне плевать, с кем ты таскаешься. Мне даже плевать, если ты спишь с ними. Мне даже плевать, спишь ты со мной или нет. Ты взрослый человек и можешь делать все, что хочешь, – говорил он, пожимая плечами.
– Ты только делаешь