Саркофаг. Чернобыльский разлом. Борис Сопельняк
женщин и детей, уговорить стариков, которые не хотели трогаться с места – были и такие, что запирались и не открывали двери, разработать безопасные и в то же время скоростные маршруты движения – все это легло на плечи милиции.
Когда скрылся последний автобус, мы еще раз обшарили город, убедились, что он пуст, и поняли, что настал наш черед. Дело прошлое, но уезжали со слезами на глазах. Уже на выезде из города, когда позади остался последний дом, мне вдруг ударило в голову, что я не проверил своих сотрудников по списку. Начал проверять – и чуть было не шлепнулся в обморок! Одного человека не хватает. Мы потеряли Шундика, старшину Шундика. Кинулись к нему домой – закрыто. В горотдел – пусто.
И вдруг с заднего двора горотдела донесся собачий лай. Прибежали – и не поверили своим глазам. В вольерах у нас было двенадцать служебно-розыскных собак, в том числе и Вега старшины Шундика. Глядим, а Иван моет, чистит и скоблит собак.
– Ты что, рехнулся? – заорали мы на него. – Дорога каждая минута, а ты с собаками. Что ты там делаешь?
– Дезактивирую, – продолжая свое дело, ответил он. – Собак надо вывезти.
До собак ли тут, подумал я, но когда увидел его глаза, понял, что лучше не возражать. Когда грузили собак, я заметил, что Вега еле шла. Иван взял ее на руки – мокрую, скулящую, протиснулся в автобус, взгромоздился на сиденье, но Вегу с рук так и не спустил…
– Потом я попал в госпиталь, – открывая бутылку нарзана, закончил капитан.
– А Вега? Что с Вегой? Что с Иваном?
Капитан Стельмах отвернулся, довольно долго смотрел на стену, а потом сказал, скучно сказал и как-то вымученно.
– С Иваном все в порядке. Он только что из госпиталя.
Про Вегу капитан не сказал ни слова.
– Иван во дворе. Вон он, на скамеечке, – кивнул за окно Стельмах.
Я вышел во двор. Кто-то чистит мотоцикл, кто-то моет машину, кто-то возится в моторе – все что-то делают, все при деле, лишь один старшина Шундик отрешенно сидел под деревом. Он явно не знал, куда деть свои жилистые, крестьянские руки: то засовывал их под себя, то клал на колени, то пристально разглядывал царапины и ссадины.
– Здровеньки булы, – поприветствовал я его по-украински, надеясь вызвать улыбку.
– Булы, – вздохнул он и продолжал по-русски: – Все мы были когда-то здоровы.
– А что, теперь есть проблемы? Я слышал, вы только что из госпиталя. Что там сказали?
– Раз отпустили, значит, буду жить.
– А как идет служба?
– Нормально. Хожу, езжу, патрулирую.
– Вместе с Вегой?
Иван вздрогнул, а лицо передернула гримаса боли! Но он взял себя в руки.
– Нет Веги, – каким-то серым голосом сказал он.
– Как это, нет? – не понял я. – Вы же ее вынесли.
– Вынес. И других собак вывез.
– Ну! И что дальше?
– А дальше… Дальше врачи вынесли приговор. Обречена была Вега! – сорвался на крик Иван. – Пока мы бегали по кустам да искали